Аналитический «Левада-центр» стал одной из сотен некоммерческих организаций (НКО) в России, в которых прошли проверки, организованные министерством юстиции и прокуратурой. Их целью, по мнению директора организации Льва Гудкова, был поиск иностранных источников финансирования и попытка «отыскать криминал». Почему кампания против гражданского сектора принесет больше имиджевых потерь самим властям, чем НКО, Гудков объяснил в интервью DW.
— Выступая на германо-российской конференции по НКО в Берлине, вы сказали, что Владимир Путин опирается на общественное мнение. Однако тут же уточнили, что это общественное мнение формируется государственной пропагандой. Получается, сначала власти создают мнение, а потом на него опираются?
— Да, хотя надо оговориться, о какой части населения мы говорим. Владимир Путин опирается на антимодернизационное, консервативное большинство, представляющее собой резервацию социализма. Это госслужащие, часть пенсионеров, работники госкомпаний преимущественно из остатков военно-промышленного комплекса.
Государство контролирует 93 процента всех телеканалов. И картина реальности этого большинства складывается из телевизионной картинки. Это очень агрессивное, мощное средство формирования общественного мнения. Хотя его эффективность зависит от того, насколько близко к людям то событие, на которое пытается влиять телекартинка. Людей можно убедить в том, что американцы — гады, которые хотят колонизировать Россию. А вот в то, что пенсии растут, и жизнь становится лучше, им верится сложнее.
— Насколько эффективна государственная кампании против НКО, против оппозиции?
— Нет, они неэффективны. Для большинства населения смысл этих кампаний совершенно ясен — заткнуть рот оппозиции и критикам. Это ясно и самим сторонникам Путина. Уменьшается число его твердых сторонников, растет недовольство. Отношение к Путину держится на равнодушии и отчужденности, основа режима — это апатия и аполитичность. Поэтому власть крайне нервно относится к снижению своей популярности, поддержки, нарастанию чувства усталости и желанию, чтобы пришла новая партия и задала новый курс.
— Современное российское общество сталинских репрессий не допустит, сказал президент России во время недавней «прямой линии». А где именно начнется для россиян порог, после которого они репрессий не допустят? Массовые проверки НКО, преследование политических оппонентов, «закон Димы Яковлева», дело Pussy Riot- все это российское общество вполне допустило, даже одобрило…
— Все так, но в отношении «закона Магнитского» такого, как ни странно, не произошло. Многие не знают деталей, но поняли смысл из контекста. Помните, как в «Золотом теленке»? Шура не понял, что означает статус-кво, но ориентировался на интонацию (смеется — Ред.). Большинство из тех, кто об этом законе слышал, а это 60-65 процентов, одобряют его, потому что видят в нем средство воздействия на коррумпированную бюрократию в России.
В целом, пока репрессии носят точечный и, цинично говоря, профилактический характер против небольшого числа общественных организаций, протеста против этих мер не будет. Репрессии в отношении несистемной оппозиции и НКО будут приниматься с равнодушием, потому что нет ощущения, что оппозиция выражает интересы даже среднего класса. А про НКО консервативное большинство знает мало.
— А если Алексей Навальный получит тюремный срок?
— Стерпят. Хотя в крупных городах это вызовет сильную реакцию. Примечательно вот что: лозунг Навального «Единая Россия» — партия жуликов и воров» сразу получил 30 процентов поддержки населения, сейчас — уже 40 (по последним данным «Левады-центра» — 51,3 – прим. ред.). Но одобрение деятельности самого Навального не выходит за пределы 6-8 процентов.
— Уровень доверия к гражданскому сектору в России невысок. Насколько велики будут имиджевые потери для НКО после недавних масштабных проверок со стороны Минюста и прокуратуры?
— Они, безусловно, будут, но, думаю, незначительные. Для Кремля, они будут значительнее. Та часть, которая недовольна Кремлем, постоянно растет. Сегодня это 36 процентов населения, среди которых преобладают образованные и квалифицированные и более обеспеченные люди. Среди них идет рост ощущения несовместимости среднего, городского класса с политическим режимом.
— Вы говорили на конференции, что у россиян невысокий уровень доверия не только к гражданскому сектору, но и к другим институтам, например, к политическим партиям. Чем вы это объясняете?
— Действует инерция советского времени. Преобладает отношение к государству как к репрессивной машине, отвращение ко всем общественным институтам, поскольку это часть госаппарата — от комсомола до союза писателей. Понимание, что общество может самоорганизоваться, очень слабое. Тактика выживания в этих условиях — не включаться ни в какой процесс.
Лукавое сознание — демонстрировать внешнюю лояльность власти при полном отчуждении от нее и недоверии к ней. Это состояние двоемыслия общества, анемичного индивидуализма — инерция советского опыта. Мы думали, что советское сознание за 25 лет наших исследований будет меняться гораздо быстрее, потому что придут новые поколения. Ничего подобного. Часть государственных институтов не меняется, поэтому советский опыт воспроизводится самой политической культурой.
— Но ведь что-то отличает советского человека от российского?
— Отличает то, что он больше доволен жизнью, он больший циник и прагматик. Российский человек хочет потреблять, и многие имеют возможности для этого — большие, чем в советское время. Он может свободно развлекаться и пользоваться любой информацией. Это создает чувство большей удовлетворенности. И на этой основе формируется городской класс, который сильно отличается от советского времени, кроме нескольких вещей: неготовность к самоорганизации, к политическому участию и к ответственности.
На репрессивное давление он реагирует привычным образом: собирает чемоданы или, по крайней мере, подумывает об этом. Аполитичность российский человек принимает за естественное положение вещей и не понимает, как может быть иначе. Тотальный цинизм является в каком-то смысле опорой действующего режима. Безальтернативность вынуждает к нему приспосабливаться. Поэтому политическая оппозиция, которая призывает «давайте изменим это», в соответствии со старым советским анекдотом вызывает раздражение: «Не гони волну».