– За ВЦИОМ я не готов отвечать, но каждый год надежды на лучшее будущее совершенно явно преобладают. Это не говорит о реальной уверенности в будущем. Это, скорее, магическое заклинание – чтобы не было хуже. Потому что в ситуации кризиса такого рода надежды на «авось» всегда поднимаются. И в последние три года около 60–70% под конец года заклинают и говорят, что очень хотелось бы, чтобы год был лучше, чем прошлый. Это нормальная ситуация.

Люди надеются на лучшее, потому что других средств как-то справиться у них нет. Очень важную роль, помимо войны и ухудшения условий жизни, тут играет пандемия.

– Как именно отметилась пандемия?

– Она повысила общий уровень неопределенности и тревожности. Помимо страха заразиться, есть еще и экономическое измерение. Огромная часть неформального сектора оказалась в крайне тяжелом положении, потому что сокращается работа сервисных учреждений; торговля, туризм, развлечения – здесь работа затруднена и ухудшается. Большая часть людей, особенно с неформальной занятостью, потеряли работу, мелкий бизнес очень пострадал от этого. Ситуация неопределенности – не говоря про новые штаммы вируса – очень тревожит население.

Замещающее действие

– Что вызывает у людей серьезное беспокойство?

– Внешняя политика оценивается все более негативно. Если еще несколько лет назад после Крыма большинство поддерживало эту политику, то сегодня все больше людей чешут свой затылок и думают: чем мы за нее будем платить? Почему мы должны отвечать за эту агрессивную и провокационную внешнюю политику? Люди не видят смысла ни в конфликте с Украиной, ни в конфронтации с Западом и НАТО.

Больше половины считают, что такая милитаристская агрессивная антизападная риторика служит средством отвлечения общественного внимания от неспособности властей к решению реальных проблем внутри страны. Что это замещающее действие. И постоянные разговоры о расходах на строительство новых кораблей, подводных лодок, новые разработки оружия на фоне ежедневно ухудшающегося положения дел начинают все сильнее раздражать и бесить население. Особенно бы я отметил малоимущие слои, которые сильнее всех зависят от государства и надеются на его помощь, социальное обеспечение. И разговоры о том, что оказана гуманитарная помощь таким-то странам, резко вызывают негативную реакцию, прежде всего среди малоимущих и людей со средним достатком.

Протесты подавлены и разгромлены

– Есть свежие замеры рейтинга президента?

– На конец декабря. Мы измеряем расхождение между лобовой формулировкой и официальной. «Одобряете или не одобряете деятельность Владимира Путина на посту президента России?» 65% – да, 34% – нет. На вопрос «Кому из политиков вы больше всего доверяете?» Путин получает только 28%. Еще три года назад это было 57%. Ядро его сторонников сократилось вдвое. Мы видим, как меняется поле его поддержки с осени 2017 года. Но ниже определенного уровня его рейтинг не может снизиться. 

– Почему? 

– Большинство людей склоняются к такой формуле, которую мы многократно фиксировали: «Жить трудно, но надо терпеть». Нет лидеров, которые могли бы возглавить протестное движение, оно подавлено и разгромлено. Нет партий и организаций, которые могли бы относительно легально представлять интересы и проблемы недовольной части общества. Эта масса крайне фрагментирована и неспособна к каким-то выступлениям. Путин – безальтернативная фигура не потому, что он получает такую высокую степень одобрения, а потому, что выборы проводятся так, что никто из независимых и одобряемых, не получивших санкций Кремля кандидатов не может появиться в электоральном поле. Поле выжжено.

– Сама власть понимают это расхождение?

– Нет. Нынешнее руководство утратило чувство реальности. Оно боится каких-то неожиданных факторов и поэтому чрезмерно использует демонстративное насилие, предупреждающее профилактические репрессии, аресты, штрафы и т.д. Здесь опыт Белоруссии сказался самым негативным образом. Власть боится массовых выступлений, и Казахстан сыграет здесь еще свою роль.

– Может ли казахский вариант повториться в самой России или на постсоветском пространстве?

– Локально – возможно, но захватывающие всю страну протесты малореальны. Все-таки сохранился некоторый запас прочности, связанный с тем, что в 2000-е годы шел подъем уровня жизни, и люди помнят об этом. Накопился некоторый запас. И он связан, по мнению значительной части людей, с нынешним режимом. Хотя эти надежды тают, но все равно остаются 45%, которые ждут от государства помощи. Почти столько же не верят в дееспособность режима решить эти проблемы. Страна огромная, растянутая, рыхлая – в смысле социальных коммуникаций. Поэтому вряд ли возможны массовые выступления, охватывающие всю территорию. Но в отдаленном будущем они более вероятны.

Болотная сейчас невозможна

– Чего еще боятся люди?

– Резко усилился страх возвращения к политике массовых репрессий, как это было в советское время. Вдвое выросла боязнь перед административным произволом – мы такого не фиксировали раньше. Почти на максимуме эти страхи. Это отражение того, что, по мнению людей, власть будет неспособна решать экономические и социальные проблемы и будет давить всех, кто выступает с открытой критикой и недовольством по отношению к власти. 

– 10 лет прошло после Болотной площади. Повторение сейчас невозможно?

– Вряд ли: действия полиции, штрафы, наказания, вытеснение независимых журналистов произвели впечатление на массовое сознание. Недовольство накапливается и подрывает и авторитет, и доверие к власти. 

– Как «Левада»* пережила этот год в качестве иностранного агента?

– За пять с половиной лет мы приспособились к этой ситуации. Я думал, что будет хуже, ожидал, что отношение людей будет более негативным, но оказалось, что абсолютное большинство относятся к этому совершенно спокойно, понимая демагогию всего этого. Мы когда-то включили в опросы отношение к этому ярлыку, оказалось, на него реагирует 1–2%.

Люди не обращают на это внимания, понимая, что это клевета и демагогия, которой нужно дискредитировать независимые организации.

Лев ГУДКОВ

Оригинал

АНО “Левада-Центр” принудительно внесена в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента.