В ноябре рейтинг одобрения Владимира Путина снова вырос до 86%. Произошло это на фоне сильного снижения оценок работы других государственных институтов. В 2014 г. резкий рост популярности президента был обеспечен в результате присоединения Крыма к России. В глазах большинства этот поступок символизировал возрождение былого величия страны. Путин неоднократно подчеркивал, что именно он был архитектором политики в отношении Крыма. Последовавший конфликт с Западом и отчасти война с Сирией при довольно быстрой адаптации населения к экономическому кризису долгое время помогали удерживать популярность первого лица на высоком уровне.
Однако в последние месяцы сократилось количество тех, кто следит за развитием ситуации в Сирии. В отношениях с Западом тоже наступила временная разрядка (если не в политике, то по крайней мере на российском ТВ), т. е. образ США как врага временно не работает на сплочение населения вокруг фигуры президента. В этих условиях, наверное, единственное, что могло добавить очков президентскому рейтингу, – арест министра экономического развития Алексея Улюкаева по подозрению в коррупции.
Регулярное проведение групповых дискуссий на общественно-политические темы показывает, что есть три вопроса, обсуждение которых сильно задевает респондентов. Это проблемы российско-американских отношений, миграция и коррупция. На другие темы люди говорят спокойно, но, как только речь заходит об этих трех, эмоции начинают бить через край. Вероятно, каждая из этих тем заключает в себе серьезный мобилизационный потенциал и может быть использована для манипулирования общественным мнением и умножения политического капитала.
В последние годы российские власти эксплуатировали в основном антиамериканские настроения. Антимигрантская тема использовалась аккуратно и дозированно. Например, проблема нелегальной миграции горячо обсуждалась во время выборов мэра Москвы в 2013 г. Возможно, власть реагировала на часть повестки Алексея Навального. Как только выборы закончились, тема была закрыта. Конфликт с Западом переключил внимание с мигрантов на американцев, но сейчас опросы сигнализируют, что бытовая ксенофобия никуда не делась.
Что касается демонстративной борьбы с коррупцией, то самыми громкими и популярными среди населения оказались дела против олигархов, отгремевшие еще в первой половине нулевых. Жертвами той кампании стали Гусинский, Березовский и Ходорковский. Популярность кампании основывалась на убеждении населения в том, что олигархи в России «пользуются неограниченной властью» (согласно соцопросам тех лет, так считали более 80% россиян). Характерно, что процесс над Ходорковским, развернутый во время избирательной кампании (скорее президентской, чем парламентской), совпал с одним из первых пиков популярности Путина. Благотворный эффект от показной борьбы с коррупцией (а именно так тогда большинство населения воспринимало этот уголовный процесс) власть ощутила уже тогда.
О популярности громких антикоррупционных расследований позволяют судить два наблюдения. Во-первых, широко распространенное (приближается к тем же 80%) убеждение населения в том, что чиновничество погрязло в коррупции и что заработать миллионы в нашей стране честным путем невозможно. Во-вторых, об этом свидетельствует реакция общественного мнения на предыдущие коррупционные скандалы, фигурантами которых становились крупные чиновники. Общим в историях, связанных с фамилиями Сердюкова, Скрынник, Чайки и Захарченко, было то, что в глазах населения они стали проявлением «всеобщего разложения и коррумпированности власти» (так думали тоже 80%). Еще больше людей (около 85%) в случае с Еленой Скрынник и особенно в случае с Анатолием Сердюковым хотели видеть чиновников на скамье подсудимых. И когда этого не случилось, общество ощутило сильное разочарование (на групповых дискуссиях люди все время вспоминают дело «Оборонсервиса»). Каждое решение, принятое наперекор общественному мнению, становится испытанием легитимности российской власти.
Дело Улюкаева от предыдущих историй отличается тем, что заметно большая доля респондентов количественных опросов склонна видеть в нем (по крайней мере сейчас) не только признак разложения системы, но и начало реальной борьбы с коррупцией. Возможно, есть кумулятивный эффект, связанный с другими делами (губернаторов, бизнесменов, силовиков), однако скорее всего это результат сочетания слов «министр» и «сизо». Как будут дальше развиваться общественные представления, будет зависеть от исхода процесса. По опыту предыдущих уголовных дел можно сказать, что в глазах общественного мнения задержанный, если он богат или занимает высокую должность, виновен по умолчанию.
Интересно, что лишь около трети населения сейчас считает, что история с министром бросает тень на Путина лично. Хотя в целом более 70% убеждены, что президент в принципе несет «полную» или «частичную» ответственность за проступки крупных чиновников. То есть общественное мнение может в принципе качнуться как в одну, так и в другую сторону. Сегодня большинство населения склонно оправдывать Путина лично: «он старается», «вытаскивает Россию», «если Путин не сможет – никто не сможет», говорят наши респонденты. Такое отношение можно объяснить пресловутым «тефлоновым эффектом» – благодаря высокому личному авторитету президента критика к нему «не пристает». Но если популярность начнет снижаться, негатив начнет «прилипать» и к нему тоже, как это наблюдалось в 2010–2013 гг. Демонстративные антикоррупционные расследования работают на повышение имиджа власти, только если она и без того обладает высокой легитимностью. В условиях низкой общественной поддержки такие кампании скорее всего будут лишь подрывать авторитет правителей, а не укреплять его.
Все это позволяет говорить о большом потенциале борьбы с коррупцией для поддержания рейтингов власти на нынешнем этапе. Такая борьба не зависит от внешнеполитической конъюнктуры и ложится на устоявшиеся в обществе представления о тотальном разложении российского чиновничества. Однако в условиях, когда общество жаждет посадок и не склонно вникать в детали, велик риск, что все ограничится демонстративными расправами над отдельными представителями российской элиты. С точки зрения повышения рейтингов такие процессы могут оказаться гораздо эффективнее реальной и сложной борьбы с коррупцией.