Россияне, как не раз показывали опросы, в массе своей более всего хотят мира. Но есть те, кто накопившиеся свои и общие проблемы готов решить с помощью войны. Они есть в верхах и внизу, среди штатских и военных, среди тех, кто ищет славы, и тех, кто делает деньги. В целом такие лица в меньшинстве. Но они могут оказаться преобладающей силой там, где задумывается политика, там, где принимается окончательное решение, и там, где оно реализуется.
Высшие руководители часто оказываются заложниками этих затей воинственного меньшинства. Брежнев не имел ничего, кроме неприятностей, с афганской войной, Ельцин – с чеченской. Даже Путин, хотя принято думать иное, не чеченской войне (и не терактам в российских городах) обязан своим удачным дебютом.
Провоенному меньшинству до поры нетрудно убеждать миролюбивое большинство, что война нужна для принуждения кого-то к миру, что она нам навязана и проч. У него есть возможности и перед руководством выложить аргументы, что теперь, мол, ваши рейтинги зависят от наших военных успехов. Народ, мол, хочет побед, хочет утереть нос Западу и т. д.
Вероятен аргумент: если остановить конфронтацию с Западом (а для публики суть в ней, не в борьбе с исламской угрозой), народ этого не поймет. Это не так. Даже в марте 2014 г. более чем две трети россиян были готовы налаживать отношения с США и другими странами Запада. Сейчас эта готовность резко выросла – с 66% в сентябре до 75% в ноябре текущего года. Это и есть признак исторического перепутья, возможности резко изменить курс и иметь в этом поддержку своего народа.