24 апреля 1930 года родился Юрий Александрович Левада. К юбилею собрали воспоминания коллег, которые его знали лично. Своими воспоминаниями делятся Алексей Левинсон, Лев Гудков, Людмила Хахулина, Оксана Бочарова, Александр Гофман, Елизавета Дюк, Наталия Зоркая, Марина Красильникова, Вера Никитина и Яков Щукин. В публикации использованы фотографии из личного архива Алексея Левинсона.
Алексей ЛЕВИНСОН
Левада пришел в социологию в момент, когда в разбуженной хрущевской «оттепелью» публике существовал острый запрос на правду. Люди были убеждены, что власти скрывают от народа некое истинное положение вещей, скрывают: что думает о жизни и о них народ. Широко распространились убеждение, что узнать, что думает общество и во всеуслышанье сообщить об этом может пребывавшая под запретом социология.
Именно поэтому на лекции Левады, которые он в конце 1960-х гг. начал читать на факультете журналистики в МГУ, ломились студенты разных факультетов и другая интересующаяся общественность. Левада отвечал на этот запрос публики не только и не столько изложением начальных понятий социологии, сколько небывалым для публичных выступлений того времени простым называнием вещей своими именами. Это не было, как можно подумать, сенсационным разоблачением «преступлений советского режима». Это был всего-навсего отказ от действовавших тогда правил, выступая публично на любую тему, например о сельском хозяйстве, говорить не о нем, а о том, какую заботу о нем проявляет партия, о политическом значении успехов и пр. Сейчас трудно представить, каким шокирующим был отказ от этих ритуалов.
Власти поняли силу этого простого приема: он выводил людей из-под их идеологического контроля. На Леваду и на социологию, от имени которой он выступал, были наложены запретительные санкции. Репрессий сталинского уровня уже не было, но институт, начавший заниматься социологией вывернули наизнанку и перетряхнули, сектор Левады был разогнан, он сам оказался в опале. (Травма, которую перенесла зарождавшаяся отечественная социология, не удалось изжить до сих пор).
Прошло более полутора десятилетий. Сектор Левады как неформальный научный коллектив сохранился и частью своего состава во главе с Левадой вошел в новосозданнный Всесоюзный центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ). Заслуга создания центра принадлежит ак. Т.И. Заславской и проф. Б.А. Грушину. (Добро на создание органа, который станет сообщать ту самую правду о том, что думает народ, дал М.C. Горбачев).
Левада, до того не занимавшийся опросами общественного мнения, вместе со своими коллегами начал осваивать это дело. Одним из первых проектов, который был реализован по его инициативе, был т.н. пресс-опрос. Разработанный под руководством Левады вопросник, затрагивавший наиболее актуальные политические темы момента (а момент был горячий, шли съезды народных депутатов, формировалось будущее страны), был напечатан в популярной тогда Литературной газете. Эффект был ошеломляющим. Газету буквально завалили читательскими ответами на эти вопросы. С почты их возили в десятках мешков.
Сегодняшним поллстерам, изнуренным отказами публики слушать вопросы и отвечать на них, не поверить, что публика тогда просто рвалась: спросите нас!
Книге, в которой были изложены результаты этого пресс-опроса и проведенного далее по всем правилам опроса в форме личных интервью по репрезентативной выборке, по предложению Левады, было дано название: «Есть мнение!». Название констатировало важнейший факт: общественное мнение в нашей стране существует. Этот факт не тривиальный и не само собой разумеющийся. Никто иной, как проф. Б.А. Грушин, создавший ВЦИОМ как «фабрику опросов», публично выражал сомнение в том, что при существовавших тогда социально-политических условиях общественное мнение как институт может существовать. Это так же невозможно, горько шутил Грушин, как ученый совет при Чингиз-хане. И теперь многие повторяют: ну какое общественное мнение при таком режиме…
Левада был не из тех, кто тешил себя иллюзиями. Характер режима он понимал прекрасно. Но оказалось, что общественное мнение существует. Он доказал его существование экспериментально.
Возглавив центр, которой он назвал «Аналитическим», (это коллектив дал ему имя Левада-центра), Левада поставил задачу, которая уже не сводилась к удовлетворению того простого запроса: «сказать правду», то есть, узнать, что думает народ и сказать это вслух. Прошедшие годы показали, что от одного этого волшебного слова правды не распадутся в одночасье узы, не рассыпятся заборы и стены, закрывающие дорогу к общему счастью. Да и запрос в публике изменился, потому, что сама российская общественность пережила немало трансформаций за эти годы. Новое состояние общества серьезное. То, что у этого общества «есть мнение», мы уже знаем. Теперь новая задача: не просто это мнение собрать и опубликовать. Надо понимать, что происходит с ним и с нами.
Левада сам разработал эмблему Центра: фон и светлый, и темный, такова жизнь общества. Человек, член этого общества, частью на свету, частью во тьме. По кругу идут слова: «от мнений – к пониманию». Это задача, поставленная Левадой перед собой и перед нами.
Лев ГУДКОВ
Если можно было бы оценивать научные достижения с какой-то воображаемой позиции «объективности», то работы Ю. Левады резко выделяются среди всей массы российской социологической продукции, на два-три порядка превосходя по своем уровню все, что написано на русском языке за последние 45 лет. Но именно поэтому они остаются без внимания и осмысления. Рецепция теоретических идей и результатов его историко-социологического анализа оказалась невозможной в силу преимущественно двух причин: 1) несостоятельности или отсутствия автономности научного сообщества социологов, ориентирующихся на «интересы» и приоритеты государства, а потому лишенного собственных познавательных мотиваций, и вытекающего из этого; 2) эпигонства и склонности к компилятивному характеру части фрондирующих по отношению к власти социологов, политологов, возвышающих себя демонстрацией своей приверженности к «мировой науке», но стерильных в собственно научном, то есть – исследовательском плане.
Можно разделить, собственно, то новое, что внес Левада в теоретический арсенал и инструментарий социологии, на несколько частей или периодов его работы:
1. Теоретическая модель многоуровневой репродуктивной системы общества с особым внимание к характеру механизмов передачи культурных значений, включая:
- формы пространства-времени, отношений центр-периферия,
- глубина социокультурного времени,
- специфика их влияния на морфологию и социальную организацию, селекцию отдельных типов социального действия, изменения систем записи культуры при переходе с одного уровня социокультурной системы на другой,
- функции архаических регуляторов социального поведения в современном, дифференцирующемся социуме.
2. Теоретические разработки структуры социального действия:
- выделение признаков структурной расчлененности (дифференцированности) социального действия, его «рациональности»,
- представление о «полной системе социального действия» и редуцированных структур действия (например, «экономического» действия»), определение смысла и норм которых заданы другими уровнями социокультурной системы.
Исходя из этого, Левада не только формально и концептуально, но и с прицелом на выработку диагностических задач для эмпирической (исторической, социологической, экономической и др.) работы выделяет три уровня анализа действия:
- инструментальный (уровень единичного субъекта),
- нормативный (социальная организация),
- символический – система культурных значений (управление синтагматикой и парадигматикой ценностно-нормативных конфигураций).
Уровни не связаны непосредственно рамками функционально организованных систем. Для первых двух уровней – это время социального действия и время функционального цикла организованной системы. Третий уровень обусловлен «сверхфункциональными», или историческими значениями, необходимыми при их анализе.
3. На основе этих аналитических разработок Левада рассматривает различные типы антропологических конструкций, выдвинутые социальными учеными и философами в XIX и XX веке; разбирает модели А. Смита, К. Маркса, М. Вебера, Г. Зиммеля, Й. Хойзинги, Т. Парсона и ряда других. Особое внимание здесь уделяется связи идеально-типической модели человека с институциональной системой общества и государства, а также – переходным эпохам их смены. Принципиально новым подходом в теории социологии стала концепция Левада «игровых структур социального действия» как одного из типов полного, «самодостаточного» или закрытого социального действия, независимого от внешнего принуждения, нормативной регуляции. Такого рода структуры действия являются связующими для различных институциональных систем, внося – латентно или эксплицитно — смысл в инструментальные и нормативные структуры организованных действий.
Эти и другие концептуальные разработки стали основой уже для аналитической и эмпирической работы, начатой в первом ВЦИОМе. Именно такие теоретические и концептуальные разработки позволили при интерпретации материалов социологических исследований общественного мнения диагностировать гетерогенность социокультурных структур советского тоталитарного общества-государства в момент его разложения, состояние человека, сформированного институтами этого социума.
«Реальность советского человека целиком принадлежит постромантической эпохе – тем десятилетиям, когда послереволюционная государственность пыталась стабилизировать репрессивный режим, сохраняя и наделяя статусом прежде всего человека покорного, исполнительного, сопричастного и т.д. Как это бывает практически всегда, «гора титанических фантазий («новый сверхчеловек») породила некую «мышиную реальность» — сопряженность ролей аппаратной бюрократии, послушных ей «спецов» разного профиля и «безгласной «народной массы». Именно такая пирамида социальных позиций определила характерный набор необходимых черт Homo Sovetucus’а…».[1] «В облике государства в советском обществе выступает не расчлененный на функциональные компоненты, универсальный институт досовременного образца, который проникает во все уголки человеческого существования. По своему проекту советское «социалистическое» государство тоталитарно, поскольку оно не должно оставлять человеку никакого независимого пространства. Это притязание на универсальную роль принципиально отличает государство советского типа от этатистских структур в «третьем мире», которые исполняют преимущественно модернизационные функции. В «советских» же структурах модернизационные функции (которые в той или иной мере присутствуют) оказываются отодвинутыми на второй план патерналистскими. По сути дела, это охранительные, контрольные функции, исполняемые как будто в порядке неустанной «отеческой заботы» о подданных».[2]
Первые социологические исследования советского общества и человека, проведенные под руководством Ю.А. Левады, показали не просто кризис, а распад советского «общества-государства» и породили некоторые иллюзии относительно формирования новых институтов. Однако последующие опросы стали поводом для отрезвления и медленного избавления от необоснованных надежд. Дальнейшая работа «рабочей группы Левады» и самого Юрия Александровича заключалась в описании и интерпретации регенерации репрессивных институциональных структур, обусловленных инерционной природой «советского» и «постсоветского человека», механизмов пассивной адаптацией к существующим социальным порядкам, его зависимости от патерналистского, имперского государства, парализующего любые формы сопротивления бюрократическому произволу. Практики воспроизводства такого типа человека делают туманными перспективы модернизации общества и нормализации его жизни.
[1] Левада Ю. Феномен «Человека советского»: социологические параметры // Юрий Левада. Время перемен. Предмет и позиция исследователя. М., НЛО, 2016, с. 500.
[2] Там же, с. 505.
Людмила ХАХУЛИНА
Я хотела бы поделиться воспоминаниями о Юрии Александровиче Леваде как о директоре сначала ВЦИОМ, а затем Левада Центра. Я работала с ним все годы его директорства, и по- моему мнению, Юрий Александрович был руководителем высокого уровня. В нынешней терминологии он был менеджер экстра-класса.
Юрий Александрович умел создать такую креативную обстановку на работе, что каждый старался проявить свои способности, чтобы сделать работу как можно лучше. Причем не на конкурентной основе, т.е. успех одного сотрудника за счет другого, а на общем взаимодействии, на совместной работе на общий результат. Как итог возник уникальный творческий коллектив, который существует и по сей день как Левада Центр и который по праву считается одним из самых профессиональных и ответственных в своей области (проведение массовых опросов и анализа социологических данных). И не только эти качества делают коллектив Левада-Центра уникальным. Главное, на мой взгляд, в том, что Юрий Александрович сумел сплотить вокруг себя разных людей по возрасту, образованию, опыту работы своими высокими человеческими и профессиональными качествами, отношением к труду как к жизненной необходимости. Он относился ко всем работающим с ним людям с вниманием и необыкновенной доброжелательностью, неважно, был ли это библиотекарь или руководитель проекта. Он понимал, чем заинтересовать каждого, кто работал с ним.
Одним было важно, чтобы их работу отметили материальным поощрением, и Юрий Александрович давал дополнительные денежные надбавки к зарплате, другим была важна творческая атмосфера, возможность проявить свои профессиональные устремления, и в центре работал постоянный семинар, проводились ежегодные конференции, выпускался журнал, третьим было важно поговорить с ним о своих проблемах и получить поддержку. И они ее получали. Люди чувствовали его внимание к себе и «платили» своим доверием, и это все создавало общий настрой в коллективе, что мы какое-то единое целое, а не просто сослуживцы. Юрий Александрович был добрым и отзывчивым человеком, но твердым и бескомпромиссным, если это касалось недобросовестности, халтуры и обмана. Он твердо расставался с такими людьми, и это оздоравливало общую атмосферу. А такие случаи, хотя и редкие, к сожалению, были.
Самым наглядным и ярким показателем сплоченности нашего коллектива, веры в общее дело и своего директора была реакция на несправедливое увольнение Левады с поста директора ВЦИОМ (спустя 3-4 месяца после его успешной аттестации на этот пост) и назначение нового директора. Все работники, начиная с ведущих сотрудников и кончая нашей уборщицей, ушли из теперь уже неродного ВЦИОМа в новую, созданную нами организацию, где директором стал Ю.А. Левада и чье имя она носит до сих пор.
Думаю, немного найдется руководителей, кто бы мог «предъявить» создание такого коллектива единомышленников, который продолжает работать и сохранять традиции в отношении к своему делу много лет спустя после ухода из жизни своего первого директора Ю. А. Левады.
И еще об одном качестве Ю.А.Левады как директора мне хотелось вспомнить. В России вместе с развитием рыночных отношений появилась новая область исследований – это потребительское поведение и потребительские предпочтения. Мы были одними из первых, кто начал проводить так называемые маркетинговые исследования. Эти исследования были более прибыльные и выгодные для бюджета компании. Юрий Александрович понимал их необходимость и поддерживал сотрудников, кто проводил такие исследования. Но полностью переориентировать нашу компанию на этот тип исследований он не хотел. Все-таки основную миссию нашей компании он видел в том, чтобы сохранять и продолжать то, что было заложено еще при организации ВЦИОМ в конце 80-х, а именно – изучение нашего общества на основе анализа состояния массового сознания и поведения населения, используя данные массовых опросов. «От мнения – к пониманию» был девиз Юрия Александровича и он остается девизом нашей компании.
Те же из активных сотрудников, кто хотел полностью работать в сфере маркетинга, покинули нашу компанию. Но они все равно несут в себе, в своем деле то, что они получили, работая рядом с таким руководителем, каким был Юрий Александрович Левада.
Если говорить о себе, то работа и общение с Юрием Александровичем Левадой были большой удачей в моей судьбе и дали мне много в профессиональном и человеческом плане. И я вспоминаю о нем всегда с большой теплотой.
Оксана БОЧАРОВА
Юрия Александровича Леваду я увидела в совсем юном возрасте – когда пришла в начале 90-х на работу в тот, настоящий ВЦИОМ, который стал потом носить единственно верное имя Левада-центра. Это было место удивительной свободы и радости – творцом и вдохновителем всего этого был Левада. Конечно, я помню, прежде всего, легендарные семинары – где можно было послушать доклад обо всем, от социологии литературы до анализа актуальных политических процессов, и, что часто было куда более захватывающе, последующее обсуждение – очень живое и полемическое. И последнее слово было за Левадой – он, казалось иногда, дремал и думал о своем, но потом говорил очень точно, глубоко и исчерпывающе. И еще к нему всегда все могли прийти и поговорить – буквально все и буквально обо всем. И еще были невероятно веселые, изобретательные подарки на дни рождения Левады – например, мы делали инсталляцию Общественное мнение и Дом-ВЦИОМ (очевидно, что никаких других подарков он бы и не принял, и не понял). Левада стал для меня воплощением мудрости, достоинства и чести.
Александр ГОФМАН
Ностальгические воспоминания о встречах с Левадой непроизвольно и постоянно всплывают из временных глубин в моем нынешнем сознании. Это относится и к мелким деталям, и к важным событиям, и к чертам его личности, и к трудам. Скептицизм и вера в науку; мягкость, терпимость в отношении к людям и мужество, твердость в принципиальных вопросах; честность и искренность в сочетании с природным свободолюбием; скромность и лидерство без претензии на лидерство, – все это можно было найти в этом удивительном человеке.
Юрий Александрович был для меня одним из главных учителей. При этом он ничему специально не учил, но у него всегда было чему научиться. Встретить его на своем жизненном пути было для меня величайшей удачей, можно сказать, подарком судьбы.
Елизавета ДЮК
Я благодарю судьбу за то, что я встретилась и работала с уникальным человеком Юрием Александровичем Левадой. Он оказал огромное влияние на мою жизнь. Это был эталон всего: ученого, мудрого, интеллигентного человека с твердой жизненной позицией. В нашей социологической среде он был настоящим ученым социологом, понимающим, что происходит в обществе. Он был мудрым человеком, терпимо относившимся к человеческим слабостям и недостаткам, человеком необыкновенной доброты и скромности. Он пользовался большим авторитетом в ученом мире. Он руководил семинаром в нашем центре. На семинаре всегда выступали самые известные социологи, экономисты, политики, предприниматели. Приглашение на семинар они считали за честь.
Не прошло ни одного дня, когда бы я не вспоминала Ю.А. Как мало я уделяла ему внимания, любви. Наши комнаты были напротив и я, проходя мимо, видела как он одиноко сидит, иногда что то пишет, иногда просто дремлет . И чтоб мне не зайти к нему и просто поговорить о том, о сем. Он каждый день ходил на работу, хотя был болен. Он всех нас очень любил, был очень внимателен к каждому. «О, Лизочка, у вас новое платье.» Я смущалась. Ну как это такой великий человек… Его нет с нами, но он всегда будет жить в наших сердцах.
Наталия ЗОРКАЯ
В Леваде поражало, пожалуй, все. Я его узнала, когда он сам был уже выглядел как человеческая глыба. Невероятно сильный, мудрый, а такого мощного ума я никогда не встречала. Все время хотелось заходить к нему в кабинет, с предлогом и без предлога. Не обязательно что-то рассказывать про работу и дела, а просто посидеть. Он сотворил в Центре такую человеческую атмосферу, которая и через почти 20 лет во многом сохраняется. Принятие-интерес-доброта. Больше всего поражало меня, что он непрерывно думал в высшем смысле этого слова. Крутил в голове свои идеи, теории, и мог с тобой одновременно разговаривать о чем-то, даже о пустяках. На семинарах, когда ему становилось скучно, он мог задремать. Однажды сначала пробурчал при этом под нос «академики». Я часто сидела рядом, и когда ему бы надо было как-то вступать в разговоры, я роняла на пол книжки, тетрадки. Он включался мгновенно, и оказывалась, что он ничего важного не пропустил, все услышал или сам додумал. В конце всех семинаров по традиции произносил свое очень четкое и глубокое резюме. Довольно скоро поняла, какой он мудрый, как мог хотя бы немного возвысить людей в мнении о себе. Но был совершенно нетерпим прежде всего к подлецам. Часто говорил, «душа обязана трудиться». У него была огромная душа, как сообщающиеся сосуды, питавшая его великий ум.
Марина КРАСИЛЬНИКОВА
О Леваде как об ученом, профессионале, многие могут судить и вспоминать, его труды доступны вдумчивым исследователям и, надо надеяться, еще долгие годы будут источником вдохновения. Но особенно повезло в жизни тем, кто знал Юрия Александровича лично, в повседневной жизни много времени проводил рядом, а, еще лучше, работал рядом с ним. «Рядом с ним» — это не случайный оборот речи, Левада был руководителем без доминирования, создавал тем, кто был рядом, условия для самостоятельной работы, ненавязчивым комментарием помогал окружающим прояснить и сформулировать собственные идеи.
Левада был на редкость обаятельным человеком, из тех, кто является катализатором лучших человеческих качеств в личности – порядочности, интеллектуальной самостоятельности и честности – «рядом с ним становишься лучше». И еще одно очень редкое человеческое качество было присуще Леваде – ему были очень интересны, любопытны люди, каждый человек в своей повседневности, со своими бытовыми горестями и радостями. Это был живой человеческий интерес, который, как мне кажется, был продолжением, ипостасью профессионального аналитического исследования современного общества, способствовал глубине, четкости проникновения и точности формулировок, которые являются отличительной особенностью творческого наследия Левады.
Вера НИКИТИНА
К сожалению, с Юрием Александровичем я познакомилась только в 1989 году. А ведь это могло произойти много раньше. Он читал лекции в МГУ, где я училась, разминулись всего-то на пару лет. А позже мы работали в ИКСИ, правда в разных отделах и даже в разных зданиях. Так получилось, что знакомство случилось позже, чем могло бы. К счастью, оно все-таки состоялось. Не преувеличиваю — именно к моему счастью.
Написала эти слова и думаю, что они бы ему не понравились, наверняка, он счел бы их слишком пафосными. А Левада пафоса не любил.
Что он значил, кем был для меня? Ученым? Для многих он был прежде всего именно ученым. Но не для меня. Конечно, я не сомневалась в его таланте ученого, но вряд ли могла оценить его на профессиональном уровне. Думаю, ему вообще ничья оценка его работы не была интересна, если она не была компетентна.
В этом была его особая притягательность. Не знаю никого, кто был бы до такой степени равнодушен к признанию собственных заслуг. Для него важно было дело, которым он занимался. Изучение общественного мнения стало для него средством понять современного человека в современном постсоветском обществе. Это он придумал девиз нашего центра — «От мнений -к пониманию».
Он был человек естественный. Поза, ориентация на то, чтобы поразить, произвести впечатление — это не про него, все это мимо. Он не считал себя диссидентом, он даже не считал себя философом. Он как-то сказал, что знаком только с одним настоящим философом. Он имел в виду Мераба Мамардашвили, однокурсника и соседа по студенческому общежитию. Это не было ни скромностью, ни кокетством. Это было его убеждение.
А ведь трудно человеку не быть тщеславным, когда на то есть все основания. Признание коллег и друзей, наличие учеников, идейных врагов и просто завистников. У Левады были и те, и другие. А вот тщеславия — ни на грош.
С Левадой хотелось говорить и можно было говорить обо всем — о собаках, о книгах, о погоде, но особенно о самых важных событиях в стране и мире. Теперь тоже можно найти с кем поговорить. Но не так, как с ним.
Наверное можно сказать, что его излюбленным жанром общения были именно разговоры — семинары, обсуждения, дискуссии. Он придавал им большое значение всегда, даже когда обязанности директора отнимали у него много сил и времени. А вот разного рода телевизионные шоу, интервью он не жаловал. Но участвовал — положение обязывало: считал необходимым популяризировать социологические опросы.
Время работы и общения с Юрием Александровичем – это было лучшее время моей общественной (то есть не личной) жизни, во всяком случае, самое осмысленное. Конечно, это зависело не только от Левады. Но и от него тоже. Потому что он был моим первым и единственным начальником. Все остальные не были признаны мною таковыми. Ему хотелось подчиняться, слушать и слушаться. Но хотелось и возражать, и спорить. Впрочем, он почти всегда оказывался прав. Наверняка он не для всех был таким идеальным начальником. Но для большинства — могу ручаться.
Когда ВЦИОМ был практически ликвидирован в его первоначальном виде, почти все сотрудники (за исключением не то пяти, не то шести человек из новеньких) ушли в новую организацию, возглавленную Левадой. Ушли теоретики, айтишники, социологи, психологи, машинистки, уборщица…
Яков ЩУКИН
Юрий Александрович Левада был руководитель, которого уважали и любили сотрудники. Обстановка в «старом» ВЦИОМе/Левада-Центре была интересной, иногда напряжённой, но всегда радостной. Это было место, в которое хотелось приходить, и работа, в которой хотелось принять участие. Заслуга Юрия Александровича в этом была несомненной, так как он смог объединить людей — зачастую достаточно разных — и создать для них общее дело.
Ирина ПАЛИЛОВА
Тот старый добрый ВЦИОМ, который потом стал Левада-Центром, был для меня первой настоящей работой. Я пришла туда, когда мне было чуть больше 20 лет, в пресс-службу. Я помню нашу самую первую встречу с Юрием Александровичем: он задавал мне вопросы — где я учусь, что читаю, чем интересуюсь — в таком большом кабинете с зеленой лампой, где потом проходили планерки и большие собрания. Тогда я казалась себе невероятно маленькой — не потому, что мне было немногим больше двадцати, а потому что сидела напротив человека, который казался мне настолько значимым и почти недосягаемым. Его человеческая глубина ощущалась даже в молчании, в одном взгляде. Но очень скоро стало понятно, что поразительная уникальность Юрия Александровича была в том, что он относился с уважением и искренним интересом к каждому, никогда не смотрел свысока и не давал почувствовать себя незначительной, хотя до масштаба его личности и широты мировоззрения мне было не добраться — ни тогда, ни сейчас. Я невероятно благодарна Юрию Александровичу за то, что он позволил мне быть так близко, как мне было нужно — просто слушать его, обсуждать, рассуждать, советоваться. Именно из этих разговоров по кирпичикам складывалась я сама, мое понимание многих вещей, которое живет во мне до сих пор. Он был по-отечески мягким и добрым, но в то же время направляющим, помогающим, открывающим горизонты. В Юрии Александровиче сочетались великодушие, мудрость и невероятная глубина. Рядом с ним всегда было спокойно. В его глубокомысленном молчании чувствовалась какая-то незримая уверенность, что всё будет хорошо. Он был внимателен к деталям, тонко улавливал настроение собеседника и всегда находил нужные слова — чтобы подбодрить или поддержать. Иногда я приходила к Юрию Александровичу, переполненная чувством несправедливости, возмущаясь по поводу своих обидчиков или виновников каких-то ситуаций. А он так спокойно с улыбкой говорил: «Ирочка, не расстраивайтесь, ну их всех к бесу!» И удивительным образом эта магическая фраза работает до сих пор и очень поддерживает.