Алексей Левинсон в комментарии для журнала Горби о том, что думают россияне о возможном использовании Россией ядерного оружия.
«Левада-центр» задает россиянам вопросы про возможное использование руководством России ядерного оружия (ЯО зовут его теперь) в ходе текущего «конфликта на Украине» — может оно это сделать или нет, оправдано такое действие или нет.
О результатах этих опросов и пойдет речь, но кажется нужным предупредить: исследование того, как российское население смотрит на применение ЯО, не дает возможности узнать, будет оно применено российской стороной или нет. Власть принимает решения, не исходя из мнений публики, прямой связи здесь нет.
Но исследование мнений людей по этому вопросу имеет собственную ценность, ведь это, по сути дела, вопросы о жизни и смерти — собственной и других людей. Опросы говорят о том, что думают россияне о собственной стране: может ли Россия, решится ли Россия, вправе ли Россия совершить страшный акт, который до того был совершен лишь однажды Америкой, сбросившей атомные бомбы на японские города.
Итак, в апреле прошлого года «Левада-центр» задал вопрос: «Готово ли руководство России применить ядерное оружие на Украине в ходе специальной военной операции, если сочтет это необходимым?»
Ответов «нет» вдвое больше, чем ответов «да», определенных «нет» втрое больше, чем определенных «да». Мнение о том, что «наши» никогда на такое не пойдут, кажется господствующим. А это, в свою очередь, кажется само собой разумеющимся. За годы, прошедшие с моментов бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, идеи о том, что такое не должно никогда повториться, распространились в нашем обществе в качестве необсуждаемой и, повторим, казалось, не оспариваемой никем нормы.
Припомним, как закладывались базовые представления о ЯО, на основании которых люди давали свои ответы на вопросы интервьюеров.
В создании ядерного оружия, куда более чем в создании любого иного, имел значение вклад крупнейших ученых, светил мировой науки, занимавшихся фундаментальными исследованиями, проблемами мироздания и устройства нашего мира. И именно ученые первыми поняли, какого рода и масштаба силы они вручают людям, давая им это оружие. Они поняли, что эти силы превосходят по масштабам и природе своей обычные возможности людей, в частности тех, в чьи руки они попадут, людей, имеющих навыки обращаться с разными видами вооружений. Для последних это будет очередным, как обычно, более эффективным видом оружия. Но ученые, которые его разрабатывали, понимали, что они создали оружие, от которого нет и не может быть защиты. То, что оно не уничтожает сразу, оно уничтожает постепенно.
В их среде родилась идея, что нельзя, чтобы ЯО в современном мире было у одной стороны. Она не удержится от искушения его применить. И загубит не только противника, но и весь мир. Ее должно сдерживать наличие такого же оружия у противника. Но условием взаимного запугивания и устрашения должно быть понимание сторонами невозможности применения такого оружия. Понимание, что его применение против врага означает, в конечном счете, собственное тотальное поражение. Появился термин «оружие сдерживания». Любое оружие действует не только тогда, когда убивает и разрушает, но и тогда, когда лишь угрожает этим. Таким и только таким должен быть удел ядерного оружия, считали его главные создатели.
Надо признать, что дискурс ученых оказался наиболее влиятельным. Вся холодная война оттого и не была «горячей», что удалось внушить сторонам: применение ими атомного, потом водородного оружия ответом противника непременно уничтожит их самих.
Собственно, на этих же идеях покоились политические представления и следующей эпохи, которая наступила с развалом СССР и соцлагеря. При всех нынешних разговорах о том, что Запад воспользовался ослаблением своего противника и что-то нам стал навязывать, забыли:
Запад делал все, чтобы ядерная мощь СССР, угрожавшая ему, не разбрелась по рукам новых и слабых государств, а осталась у сильнейшего, России. Все меры взаимного контроля, открывавшие военные тайны, которые никаким шпионам было не добыть, были направлены на сохранение возможностей взаимного уничтожения. Политиками обеих сторон управляло ставшее само собой разумеющимся это представление о ядерном оружии как «оружии сдерживания».
В очень простом виде идеи, что в ядерной войне не будет победителей, а если она начнется, то весь мир погибнет в ядерном апокалипсисе, в ядерной зиме, проникли в массовое сознание советских и постсоветских людей. Было усвоено новое представление о войне: война, если начнется, будет мировой войной, а таковая будет ядерной, и ее концом будет конец света. Потому и войны не может быть. Но атомное оружие и армию иметь надо именно ради мира.
Из этих же представлений следовало, что Россия никогда не применит свое ядерное оружие. Она не может и не должна это делать ни в коем случае.
Существовал параллельно и другой дискурс относительно ядерного оружия: оно имеет такую невероятную разрушительную силу и последствия его применения столь ужасны, что не может быть никаких достаточных причин, чтобы его применять. И с этим согласны и наши потенциальные противники. Поддерживали эти идеи глухие воспоминания о том, что от применения отравляющих газов вроде бы отказались все стороны, признав их слишком ужасным оружием.
Документы, свидетельствующие о страшных результатах атомных взрывов над японскими городами, широко распространялись в СССР и служили одним из важных аргументов для осуждения США — главного противника СССР в холодной войне. Формировалось простое мнение: вот как поступил наш враг, носитель злого начала, значит, мы, выступающие на стороне добра, так делать не можем, не должны, не будем. Так формировалась еще одна грань массовых представлений о том, что ЯО не будет применено нашей страной и вообще не будет никем применяться.
Все описанные выше представления живы в массовом сознании россиян и, как мы могли убедиться из распределения ответов на вопрос «Левада-центра», доминируют в нем.
Однако наряду с точкой зрения ученых — создателей ЯО, существовала и иная, она была у тех, в чьи руки это оружие было передано — стратегов и тактиков, практиков из армии и служб безопасности. Разницу в их подходах хорошо показывает рассказ А.Д. Сахарова о том, как был воспринят его тост на приеме в Кремле по случаю успешных испытаний российской водородной бомбы. Смысл рассказа в том, что Сахаров поднял тост за то, чтобы созданную бомбу не пришлось никогда применять. Ему ответили со стороны политиков и военных в том духе, что его дело было бомбу создать, а вопрос о ее применении будут решать они, а не он.
И действительно, военные, которые командуют соответствующими войсками, также имеют свои общие представления об этом оружии и его применении. Их дело думать о том, как оно будет разрушать и убивать и как с его помощью победить.
Известно, что история развития оружия — это история состязаний между средствами поражения и средствами защиты. Соответственно, в ответ на идеи об абсолютной мощи ЯО рождаются представления о том, что она не абсолютна, есть способы ему противодействовать, от него защититься. Словом, в ядерной войне можно и уцелеть, ядерную войну можно выиграть. Идея, что в такой войне победителей не будет, отменяется. Будут, и это должны быть мы.
Для военных такая идеология естественна.
Милитаризация нашей жизни, которая сперва была «ползучей», а теперь вовсю «поднимается с колен», означает, в частности, распространение дискурса военных в другие социальные слои.
Важнейшим этапом в этом процессе было ее проникновение в сферу политического. Появились политики, которые то ли вправду убеждены, что в мировой термоядерной войне Россия победит своих врагов и обретет господство над всем миром, то ли рассчитывают убедить в этом своих слушателей, а потом управлять их сознанием для решения своих насущных политических задач.
Идея отменить взгляд на ядерную войну как конец существования человечества соблазнительна и для тех, кто борется за внимание публики для других целей — идеологических, коммерческих и прочих.Версии постапокалипсиса проникли в массовую культуру.
В итоге размывание образа ЯО достигло сейчас того удачного для политиков срединного состояния, когда образ ЯО как чего-то немыслимо страшного сохраняется, но идея его применения уже не является немыслимой.
Стоит в этой связи обратить внимание на то, что более половины отвечавших выбирали ответы нетвердые, со словом «скорее…». Незыблемое представление о полной невозможности применения ЯО никем, тем более — «нашими», более всего сохранилось у граждан, которым 55 и более лет (34%). Но среди них почти столько же склонились к ответу «скорее нет». Далее, чем моложе, тем реже выбирают ответ «определенно нет». В среде старшей молодежи не очень уверенное «нет» звучит у трети, а твердое «нет» — лишь у четверти отвечавших. И в этой возрастной группе, где почти все родились и поголовно выросли при одном и том же президенте, далеко не все уверены, что он никогда не нажмет на «красную кнопку». 11%, напротив, твердо уверены, что может нажать, а еще 24% склоняются к тому, что может и нажать. Но в целом будем считать так: большинство в две трети россиян верят или хотят верить, что Путин не сделает этот роковой шаг, но почти треть перестали думать, что это невозможно.
Далее в прошлогоднем апрельском опросе респондентов спрашивали об оправданности такого шага, коль скоро он будут совершен: «Как вы считаете, может или не может быть оправдано использование Россией ядерного оружия в ходе текущего конфликта на Украине?»
Важно понимать, что стоит за словом «оправданно». В принципе, есть возможность воспринять его так: оправданно ли применение такого оружия в ответ на нанесенный противником ядерный удар. Но тогда стоило ожидать, что абсолютное большинство ответит: такое применение оправданно. Ведь наша расхожая этика, построенная на ветхозаветном «око за око…», не принимает того, что, по словам ап. Матфея (5,39), сказал Христос: «Кто ударит тебя в щеку твою, обрати к нему и другую».
Нельзя исключить и вариант, когда наша сторона сочтет, что противник собрался нанести ядерный удар, тогда мы первыми наносим свой как упреждающий. Примерно так объясняли само начало военных действий со стороны РФ в феврале 2022 года. Публика в значительной части удовлетворилась этим объяснением. Потому что, с небольшой натяжкой, это почти то же, что дать сдачи, но только заранее. Поэтому и в обсуждаемом случае надо было бы ожидать общего согласия, мол, это было бы правомерно.
Не об этом ли толкует наша военная доктрина? (На нее не раз уже ссылался президент РФ. Именно ему, кстати, она вручает право решения о применении ядерного оружия.) Хотя там в п. 20 сказано, что «недопущение ядерного военного конфликта, как и любого другого военного конфликта, положено в основу военной политики Российской Федерации», в п. 27 есть оговорка: «Российская Федерация оставляет за собой право применить ядерное оружие в ответ на применение против нее и (или) ее союзников ядерного и других видов оружия массового поражения» — об этом мы говорили выше. Но далее там сказано: «…а также в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства».
В рамках этой статьи нам не надо решать непростой вопрос: по каким критериям решает президент поставлено ли или нет под угрозу это «само существование государства». И почему речь идет именно об угрозе «государству», а не народу, нации или стране? Не потому ли, что «государство» не только объединяет все перечисленные понятия, но добавляет к ним еще и управляющую ими власть? А текст этот писан в ее кулуарах и под ее контролем. Без себя существование народа и страны она и помыслить не может. Ее нет — нет и России.
А нет России — зачем все остальное? Гори оно тогда ядерным пламенем, не жалко.
Но сейчас наша задача — показать и обсудить то, как понимает эти материи российская публика, значительная часть которой, скорее всего, с текстом означенной доктрины не знакома. Публика, разумеется, толком не знакома и с оружием, о котором идет речь. Точная информация о нем засекречена, но и будь она открыта, полное понимание его действия доступно лишь специалистам военного дела. В сознании публики существует лишь образ. Состояние этого образа и выясняется нашими исследованиями.
Формулировка вопроса, повторим, действительно не уточняет, о каком оправдании идет речь. Можно предположить оправдание рациональное: действие «а» более разумно, чем действие «в». Можно предположить оправдание практическое, оперативное, ситуативное: в данной ситуации вариант «а» более выгоден, чем вариант «в». Но нам представляется, что в вопросе о ядерном оружии основное для обычных людей не это. Так, известные нам дискуссии среди обычных людей по поводу сброса американцами атомных бомб на Хиросиму и Нагасаки не обсуждают военную или политическую оправданность этого акта, а сосредотачиваются на моральной стороне и приходят к моральному осуждению США. Поэтому мы будем полагать, что основная часть отвечающих на данный вопрос имеет в виду моральную оправданность/неоправданность этого шага.
И тогда мы можем констатировать, что половина россиян уверены, что моральных оснований и оправданий для использования ЯО в этом конфликте нет и не может быть. Однако далее мы должны отметить, что за год размеры большинства, отказывающего «нашему» ядерному удару в оправданности, сократились с 56% до 52%, а размеры меньшинства, придерживающегося противоположных взглядов, выросли с 29% до 34%. При этом в рядах старшего поколения снижение произошло еще более резко: с 38% до 28% уменьшилась доля твердо заявляющих, что применению Россией ядерного оружия морального оправдания нет.
Это значит, что старая норма продолжает доминировать, но начинает интенсивно размываться. Что способствует этому размыванию? Материалы исследования позволяют выделить тех респондентов, которые источником информации, вызывающим у них наибольшее доверие, называют телевидение. Они и прошлой весной, и этим летом составляли 44% всех опрошенных. Сравнение их ответов прошлого и этого года показало, что в этой среде размывание старой нормы и переход к новой («оправданно»!) шел гораздо быстрее, чем в населении в целом. В населении, если огрубленно, соотношение мнений «оправданно»:«не оправданно» было в прошлом году как 3:6, стало в нынешнем как 3:5, а в среде особо доверяющих телевидению было как 3:5, а стало почти 1:1. Чьи воззрения транслирует нынешнее российское телевидение, всем его зрителям известно. Если в целом в июне одобряли деятельность президента 87%, то среди особо доверяющих ТВ — 96%.
Вот, значит, какая получается картина. Перерастание СВО в конфликт между РФ и НАТО уже в прошлом году считали вероятным вдвое больше людей в России, чем тех, кто в это не верил. А то, что было названо в опросе 2023 года «угрозой ядерного конфликта», беспокоило от 80 до 90 с лишним процентов россиян, то есть всех. А это значит, что все россияне думают: российский ядерный удар приведет к перерастанию нынешней ситуации, где участие НАТО лишь косвенное, в «настоящую войну». И притом термоядерную.
Алексей ЛЕВИНСОН