Большинство вкупе с государством способно заставить несогласных молчать. Хотя само это большинство неоднородно. Мнение социолога Алексея Левинсона в материале для Горби.
Кому она мать родна
Пословица, кончающаяся словами «…а кому мать родна», многим сегодня приходит на ум. Но тут же возникает чувство, что не годится она для приложения к нынешнему положению в стране.
Ведь эта пословица рисует вполне определенную картину и содержит вполне определенный этический приговор: народ в целом переживает большое несчастье, а некая малая часть от этого имеет выгоды, и эти выгоды неправедные. Но сегодняшняя ситуация выглядит иначе: как сообщают разные источники, включая соцопросы (в том числе «Левада-центра») и данные Росстата, в плюсе не меньшинство, но значительная часть народа.
Да, цены и тарифы растут, но растут и зарплаты, и разные выплаты, каких не было раньше. Экономисты хором сообщают о неожиданной для них устойчивости российской экономики, которой все трудности возникшей ситуации оказались нипочем. Состоянию экономики отвечает состояние общества. Произошедшее большинством воспринято положительно (сказать «с пониманием» нельзя, но это, оказалось, не мешает). Три четверти жителей России так или иначе выражали и выражают поддержку действиям российских военных на территории Украины. Основное чувство, которое они испытывают в связи со СВО,— «гордость за Россию». Настроение у двух третей населения стабильно «ровное, спокойное», у еще примерно 15% оно просто «прекрасное», на плохое жалуется лишь пятая часть. Уход на фронт одних, отъезд за границу других создали, конечно, некий кадровый голод, но он оборачивается ростом зарплат для оставшегося на своих местах большинства.
На протяжении всего постсоветского периода мы фиксировали удрученность граждан по поводу того, что промышленные предприятия (как правило, относившиеся к ВПК) в их городах позакрывались. Сейчас эта промышленность восстанавливается, работники востребованы, их зарплаты, как сказано, растут1. Да и плата воюющим и деньги за раненых и погибших пришли в таком количестве, что можно говорить о заметном улучшении положения самых бедных слоев населения.
Остаткам интеллигенции
Для остатков российской интеллигенции, всегда утверждавшей, что для нее главным является благо простого народа, в особенности — бедных, вышеперечисленное должно бы быть предметом радости и одобрения. И в этих волнах позитива ей бы сливаться и с властями, и с народом — ведь это ее вековечная мечта. Но как можно?! Ее мучают соображения о том, какой ценой куплены эти сдвиги к лучшему, что стало с моральным обликом страны в их глазах и глазах того мира, к которому Россия стремилась себя причислять. Но мучают, по видимости, только ее.
Не впервой, не впервой. Что делали и сделали большевики с Россией, удручало русскую интеллигенцию, ломало ее. Те, кто так или иначе признали либо историческую правоту, либо историческую победу большевиков, заявлявших, что действуют в интересах народа, и в первую очередь — бедных, должны были закрыть глаза на то многое в этих действиях, что их этика считала недопустимым, переступить через то многое, что считалось среди них немыслимым. Впрочем, внутренне (и даже публично) признать новую власть вовсе не означало быть признанным ею. Судьба признавших была ненамного легче судьбы непризнавших.
Быть со своею страной оказывалось не легче, чем не быть.
Вот и сегодня нельзя не понять тяжелые переживания людей, обнаруживших, что чуть ли не «вся страна» настроена прямо противоположно тем позициям, которые им подсказывают их совесть и разум и потому думающих: быть или не быть здесь. Кто-то из них принял это к сведению и сделал для себя выводы, означавшие, что надо расстаться со своей страной. Кто-то выразил надежду, что со временем россияне переменят свое отношение к нынешней политике своей страны.
Но часть этих людей решила, что сообщаемые «Левада-центром» данные о поддержке действий ВС России и одобрении деятельности президента неверны. Эти люди стали достаточно громко выражать свое недоверие к названным данным, шире — к данным опросов, проводимых в немирных условиях, к опросам вообще.
Понятно, что принятие подобной точки зрения в какой-то мере облегчало им горечь сознания, что так много россиян думают не так, как ты, а единомышленников у тебя очень мало.
Мы не видим оснований сомневаться в результатах исследований «Левада-центра». Но нам понятна горечь чувств всех тех, кто недоумевает…
Ищите себя
Поскольку этот текст пишется с позиций этого меньшинства и адресован этому меньшинству, то главным вопросом здесь будет то, что существенно для понимания его положения. Попробуем обсудить носителей реже избираемых мнений, в том числе тех, которые характерны для читателей этих строк. «Левада-центр» в конце ноября задал вопрос: «Какие чувства вызывают у вас действия России в Украине?» На графике показано, каковы доли людей по выборке в целом, которые выбрали те или иные ответы.
Можно догадаться, какие ответы мысленно дают читатели, глядя в эту таблицу. Но следует иметь в виду, что ответы «гнев», «стыд», «тревогу» могли выбирать люди с совершенно различным отношением к действиям России в Украине. В частности, это могли быть и те, кто находит их недостаточно активными. Более узкая группа стоит за ответами о «подавленности». Из дополнительных данных опроса известно, что их отметила почти десятая часть людей с высшим или специальным образованием, руководящих некими технологическими процессами, но не командующих другими людьми. А кто командует — те подавленности не чувствуют. И сообщающих о чувстве тревоги у них меньше всех, в два раза меньше, чем среди специалистов.
Позитивные чувства, как можно видеть, сводятся к «Гордости за Россию». Чем гордятся давшие этот ответ, мы обсуждать не будем.
Как указывалось выше, большинство людей считают, что Россия движется правильным путем, они одобряют деятельность В. Путина на посту президента РФ, они поддерживают действия российских ВС в Украине. Ответов противоположного характера по этим вопросам, какие могли бы дать читатели этих строк, соответственно 21%, 14% и 18% (24%, 18%, 21% среди такой категории, как специалисты). Но повторим, что недовольство курсом, деятельностью президента и неподдержка действий ВС РФ могут выражаться людьми с полярной политической ориентацией.
Напомним, что покойный Пригожин в своих воззваниях, в которых он подвергал жесткой критике стратегов СВО, договаривался и до того, что ее вообще не надо было начинать. Здесь не просто подтверждение пошлой мудрости, что «крайности сходятся». Можно вспомнить людей, имеющих совершенно разные представления о благе России, но сходящихся в том, что СВО не есть дорога к этому благу.
Так или иначе, люди, не согласные с курсом страны, — в меньшинстве, а согласные в большинстве. Его следует назвать подавляющим большинством и представить, что его размер действительно подавляюще действует на носителей других взглядов. Ведь им в их повседневном окружении, захоти они высказать свои мнения, может встречаться четверо-пятеро с ними несогласных, и не исключено, что ни одного союзника.
Согласно данным опросов, часть людей из обсуждаемого меньшинства предпочитают не ввязываться в спор, помалкивать. А многие из читателей, мы знаем, скажут, что есть немало тех, кто, имея «опасные» взгляды, не соглашаются участвовать в опросах или дают неискренний ответ.
Наверное, есть такие люди. Но истинной характеристикой политической ситуации в стране как раз и является то, что это подавляющее большинство плюс государство оказываются именно что подавляющей силой, способной подавить, заставить этих людей опасаться и молчать.
Впрочем, другой ее характеристикой является то, что 10–20% не имеют этого страха или его преодолевают. Следует сказать и о том, что внушительный массив в 76% давших положительный ответ на вопрос о том, поддерживают ли они лично действия ВС РФ в Украине, состоит из двух неодинаковых частей. Ответ «Определенно да» получен от 45% опрошенных, а 31% выбрали ответ «скорее да». При этом в группе специалистов соотношение этих двух вариантов приближается к равновесию (36%:32%), а в более малочисленных группах студентов и домохозяек второй тип ответа преобладает.
Еще более характерно проявившееся на фокус-группах со сторонниками СВО их мнение, что «в обществе раскол» по вопросу об отношении к этой спецоперации. Такие люди, говоря о расколе, не представляют его в процентах, само слово в их устах означает противостояние если не равных, то сравнимых по силе или значимости двух частей.
Далее отметим, что данные о том, что люди «лично поддерживают» действия ВС РФ в Украине, судя по ряду признаков, говорят не о конкретной поддержке тех или иных действий пехоты, артиллерии и т.п., а об общей «моральной» поддержке. При этом — поддержке армии, а не военных действий. Это можно доказать следующим. Сразу после вопроса о «поддержке действий ВС» задавался вопрос: «Как вы считаете, сейчас следует продолжать военные действия или начать мирные переговоры?» — и здесь, в свою очередь, большинство — 53% (внутри которого с необходимостью должно быть большинство «поддерживающих действия ВС РФ») — выбирает «переговоры». А если предлагается вариант, при котором Путин немедленно останавливает конфликт, доля согласных на прекращение военных действий поднимается до 70%.
Эти на первый взгляд «пацифистские» установки, как нам приходилось сообщать, покоятся на убеждении, что мир или перемирие желательны, нужны — но на российских условиях, то есть с тем, что присоединенные к РФ территории остаются в составе России. (За их возвращение как условие мира — треть россиян.) По состоянию на момент написания этих строк украинская сторона отвергала такую возможность, поэтому все, кто это знал, проявляли своего рода «абстрактный пацифизм» и безопасное свободомыслие, поскольку президент Путин тоже не раз заявлял, что Россия, мол, готова к переговорам.
Для проведения той политики, которую в последнее время избрало руководство страны, указанное соотношение сил в обществе вполне благоприятно.
При этом существенным является вопрос о причинах (военных действий). Ведь вполне вероятны, казалось бы, ответы, которые весьма неблагоприятны для власти, собирающейся провести важные выборы.
Мнения о причинах
Что касается статуса самого вопроса о причинах, по которым начата СВО, то для начала надо сказать, что есть категория тех, кто НЕ задает этот вопрос. Мы встречались с такими людьми на наших фокус-группах. (Их высказывания приводятся курсивом.)
Итак, довольно многочисленны люди, говорящие: причины, конечно, есть. Просто мы их не знаем. Часть из дающих такой ответ им вполне удовлетворена. Часть — не вполне удовлетворена, и они добавляют: потом-то все выяснится…
Есть люди, которые объясняют происшедшее тем, что все к этому шло. То есть специальных причин они не ищут.
Эффект аннигиляции причин можно получить путем предложения множества вариантов объяснения, что делает невозможным понять, какой из них верный. Президент в его публичных выступлениях на самых первых этапах СВО выдвигал поочередно несколько причин, и они касались разных аспектов взаимоотношений России и Украины, действий украинской стороны. В российской публике эти причины принимались, но порознь разными ее частями. Возникала ситуация, которую для целей мобилизации общества нельзя признать благоприятной, в обществе не было единого понимания происходящего.
Когда президентом и пропагандистским аппаратом было найдено объяснение: мы на самом деле воюем с Западом, с НАТО, во главе которого США — это сразу сняло вышеназванную нестройность мнений. С этим объяснением российская публика охотно согласилась. У этого объяснения есть несколько важных для того достоинств.
- Во-первых, оно вводит нынешнюю ситуацию в уже хорошо разработанный нарратив о не сегодня начавшемся, чуть ли не вековечном противостоянии России и Запада.
- Во-вторых, оно позволяет не думать о том, что вооруженный конфликт с «братским народом», ибо воюем с мировым злом в лице Запада/НАТО/США. Украина в этой картине предстает второстепенным пассивным участником, жертвой, ответственность за страдания которой лежит на Западе.
- Наконец, втретьих, такое объяснение ситуации, по сути, снимает вопрос о причинах (военных действий). Они не частные, конкретные, а общие, исторические. Противостояние с Западом началось в незапамятные времена и принимало разные формы, сегодня эта форма вот такая2.
Венчает тему причин следующее наблюдение.
Появилась весьма широкая категория тех, кто отменяет сам вопрос о причинах. Не важно «почему-зачем», раз начали, надо доводить до конца.
Это мнение распространилось примерно через год после начала операции. Нам представляется, что появление такой формулы знаменовало новый этап отношения российского общества к СВО. Этот подход годится и для тех, кто верил в упомянутые «частные», и в выдвинутые далее общие причины начать СВО, и для тех, кто в них сомневался или не верил, а таких тоже было немало. Этот подход годится для тех, кто не готов принимать трактовки патриотизма, предлагаемые официальной пропагандой. Этот подход предлагает тем, кому само решение начать СВО представляется политической ошибкой или акцией, сомнительной в морально-нравственном отношении, поддержать тем не менее действия ВС РФ и их главнокомандующего. Поддержать ввиду некоего более общего, чем все предлагаемые частные политические причины, житейского правила, закона жизни — раз начали, надо закончить. Это правило представляется, как прочие максимы общественной культуры, непреложным. К нему не полагается обращать вопрос «Почему?», его нельзя ставить под сомнение и нарушать.
Эта формула иногда раскрывается и конкретизируется:
Для одних «довести до конца» значит о чем-то договориться с Украиной или с Западом и остановить боевые действия. Конечно, при условии, что это не будет рассматриваться как поражение России. Россия же не может позволить себе проиграть. Здесь все рухнет тогда. Для других «довести до конца» значит победить: Россия ведь не может не победить. При этом и они не готовы уточнить, в чем может заключаться победа России.
Очень важно, что эта формула, повторим, присоединяет к сторонникам продолжения военных действий в том числе и тех, кто считает, что их не следовало начинать.
Так кому же СВО стала матерью
Еще несколько лет тому назад авторитетные ученые высказывались в том смысле, что экономическая система России изжила себя.
Заслужившая столько порицаний российская экономика, к удивлению многих, пережила стресс-тест санкций и «перевод на военные рельсы». Самые резкие ее критики теперь не устают ее нахваливать за обнаружившуюся ее способность к выживанию и приспособлению ко все более сложным условиям существования.
Звучат завуалированные хвалы в адрес тех руководителей, которые когда-то перевели государственную экономику на рельсы частного предпринимательства.
Высказываются и мнения о том, что даже государственные предприятия повели себя как независимые субъекты рынка. Этим объясняют столь высокую адаптивность экономики в условиях сегодняшнего дня.
Мы бы добавили к этому иное соображение. Государство, приняв решение о параллельном импорте и подобных ранее запрещенных и наказуемых формах экономической активности, явно ослабило контроль закона над предпринимательской (в широком смысле) деятельностью. И без того значительный «серый» сегмент экономической активности резко расширился. Для части российского бизнеса благоприятна эта среда, где шире действие неформальных правил и в определенном смысле больше свободы. Опыт теневой экономики, неформальной экономики пригодился.
До начала СВО часто встречались весьма пессимистические заключения и касательно политической системы, мол, она стагнирует. У нее, мол, нет иных целей, кроме сохранения статус-кво.
Что ж, система явно изменилась.
Страна управляется совсем не так, как два года назад. Атмосфера полна произвола, «волевых» произвольных действий руководителей, идущих над законами или требующих легитимации задним числом.
В таком виде система, освободившись от обременений законностью, тоже, как и экономика, обрела известную гибкость. Еще важнее: она поставила цель в будущем. И цель немалая — изменить миропорядок, восстановить мир, расчерченный Сталиным с Рузвельтом и Черчиллем на «наше» и «ваше». Ну или хотя бы частично отыграть назад «проигранное» Горбачевым.
Возьмем, наконец, состояние народной культуры в целом, состояние нравов, представлений, ценностей. Спросим себя, почему российский народ с такой удивившей многих — но не его самого — готовностью принял военную перспективу и пребывает в ней с опять-таки удивляющим многих, но не его, спокойствием. Не значит ли это, что состояние, вызванное идущими «где-то там» военными действиями, военизированная общественная ситуация оказались приемлемыми, чтоб не сказать желанными, альтернативами прежней «мирной» жизни? И не значит ли это, что мирная жизнь в тех формах, в которых она проходила, тоже «изжила себя»? А в условиях хотя бы символической мобилизации нашла себя?
СВО внесла большие перемены в состояние нормативной системы социума. Наши наблюдения позволяют сказать, что ресоциализация российского общества в процессе реформ и трансформаций начала 1990-х годов вызвала глубокое напряжение. Бывшие советские люди столкнулись с новыми правилами обращения с собственностью, с деньгами, с новой офисной культурой. Роль формалитета в отношениях с инстанциями, администрацией и руководством, со сферой обслуживания резко возросла. Вошедшая в жизнь широких слоев населения виртуальная, цифровая реальность с ее законами и правилами, опосредование живых отношений переговорами по различным каналам связи и перепиской, правила обращения с гаджетами и компьютерами — это огромное количество новых формальных правил и новых норм поведения.
Сетку новых норм, которые были навязаны большинству, оно осваивает, но эта, скажем так, гиперонимия дается социуму не без труда, вызывает многочисленные мелкие напряжения. А чрезвычайная ситуация может быть средством разрядки.
Более общее рассуждение может выглядеть так: совокупность перечисленных кризисов можно счесть за тотальный кризис нормативно-ценностной системы нашего общества. А попытку социума выйти из кризиса за счет такого чрезвычайного средства, как (военные действия), счесть за глубинную причину (военных действий), начавшихся, как кажется многим читателям, неожиданно и причину которых они не могут понять.
Это и есть Россия?
Эти заметки обращены, повторим, к малой части российского общества, пытающейся думать и о его судьбе, и о своей собственной. Для этой аудитории из высказанных выше наблюдений и догадок можно сделать вывод.
Он таков: Россия (в нынешней ситуации военных действий) нашла себя. Уточним: не вообще Россия как феномен мировой истории, а Россия такая, какой она стала по итогам путинского периода, пришла к этому состоянию как к закономерному и логичному социальному результату. Ее такой исподволь создавали, и вот — создали. И такой ей быть впредь. Надолго?
Два ответа.
- Первый: надолго. Она только начинает обживать эту нишу. Начинает приходить в себя, в новую себя. Формируется фундаменталистское тоталитарное общество. И нам здесь делать нечего.
- Другой вывод и другой ответ: нынешнее состояние — реакция на предыдущие двадцать лет, их пароксизм, доведение до логических концов и пределов. И это состояние временное, оно ускоренно дожигает экономические, идеологические и иные социальные ресурсы нынешней России. В скором времени оно предстанет в состоянии опустошения и аномии, и это будет означать готовность к принятию новых социальных форм и очертаний. И нам здесь предстоит сделать очень и очень многое.
В нынешних медиа высказано мнение, что Россия, россияне не способны сами себя исправить, довести до состояния, которое на Западе называют нормальным, полагающимся современному обществу. Ссылаются на то, что все предыдущие попытки таких революций приводили к контрреволюциям более мощным и длительным, чем эти попытки.
Эти соображения следует принять во внимание, но не с тем, чтобы отказаться от таких новых попыток, а с тем, чтобы учесть этот печальный опыт, понять природу этих ретроградных реакций и построить дело иным порядком, их купирующим.
Алексей ЛЕВИНСОН
- *Автору пришлось беседовать с главным инженером большого предприятия, где производили военную технику. Оно влачило жалкое существование, но к моменту беседы, как сказал инженер: «Слава богу, (…) началась. Заказы пошли, люди зарабатывать начали. У всех ведь семьи…» Атеисту не понять, какому богу слава в такой ситуации. ↩︎
- *Стоит попутно заметить, что подобная трактовка создает для российской власти весьма удобные возможности закончить или остановить операцию при отсутствии впечатляющих результатов. Противостояние с Западом — на века. Окончательная победа в этом противостоянии не ожидается. В каждом данном случае, в том числе в данном, самое главное — не дать им победить нас. И если эта цель достигнута, это и есть своего рода победа. ↩︎