Корреспондент журнала «Будущее» связался с директором «Левада-Центра» (внесен в реестр НКО-иноагентов) Денисом Волковым, чтобы узнать, как изменилось отношение россиян к ковиду, прививкам, QR-кодизации, Алексею Навальному, а также о главных трендах для россиян на 2022 год, и что они думают о чрезвычайном обострении отношений России и Запада.
«Если судить по общественному мнению, мы давно не были так близки к международному военному конфликту. Присутствует сильный страх и одновременно ощущение какой-то неизбежности. Это, конечно, очень опасная ситуация», — утверждает социолог.
— Полгода назад вы говорили, что заразиться ковидом боится уже меньше половины населения. Повысило ли тревожность россиян появление «омикрона»?
По нашим данным**, серьезных изменений нет. Весь последний год практически никаких изменений не было. Стабильно опасаются заразиться ковидом около 45–47%. Всплески были во время волн — третьей, четвертой — но крайне слабые. Устоялось отношение.
— К прививкам тоже?
Отношение к прививкам начало меняться в начале лета. С этого момента все больше людей в наших опросах стали заявлять, что привились, и все меньше — что не хотят или пока не готовы это сделать. Видимо, именно тогда прививочная кампания заработала по-настоящему. Последние данные по этому вопросу у нас есть на конец ноября. Количество не готовых привиться снизилось до 36% — почти вдвое меньше, чем весной прошлого года, когда этот показатель превышал 60%.
Привившихся, по их словам, на конец года было 46%. Думаю, сейчас должно быть уже около половины. Согласно нашим опросам, доля тех, кто говорит, что привился, более-менее совпадает с данными, которые озвучивает государственная статистика. Привитых больше среди людей с высшим образованием, которые чаще в состоянии принять самостоятельное решение в пользу вакцинации. Наиболее привитая группа от коронавируса — это те, кто в целом регулярно делает прививки, от гриппа прежде всего. Такие люди практически все уже и от коронавируса привились. Просто их не так много — около 20%.
Убежденных антипрививочников не так много — 10–15%. Основная масса просто не готова самостоятельно принять решение о прививке, боится ее последствий. Они ждут, что государство за них решит. Например, введет обязательную вакцинацию.
Еще мы видим довольно большую группу людей, которые боятся заразиться коронавирусом, но и прививку от него не делают, потому что ее тоже боятся. В основном это люди старшего поколения и те, кто считает свое здоровье не очень хорошим. Они считают, что вакцина, тем более новая, им может повредить, дать дополнительную нагрузку на организм.
Эти люди, конечно, находятся в глубоком стрессе. Они сидят дома, потому что боятся заразиться. И единственным для них решением оказывается максимально ограничить свои контакты и просто постараться никуда не выходить. Я бы сказал, что Владимир Путин, который долго сидел в самоизоляции, — такая ролевая модель для них.
— Но он вроде бы заявлял, что привился…
— Вроде бы, но ему долго не верили. И только когда он более уверенно стал об этом говорить — действительно, может быть, подействовало. Потому что сначала, когда не было известно, чем он привился, люди не очень верили. Мы специально не задавали этот вопрос, но он всплывал на фокус-группах. Основная масса их участников говорила, что как-то непонятно — то ли привился, то ли нет, и если да, то какой вакциной? А к концу прошлого года это ушло.
— А что люди думают об идее введения QR-кодов для привитых и переболевших?
— Полностью или скорее отрицательно к ним относятся 75%. Хуже всего — к QR-кодам на общественном транспорте. К идее их введения для посещения общественных мест — чуть поспокойнее, но тоже 67% отрицательно. С одной стороны, людям не вполне понятно, как это будет работать. Много сомнений в том, что это вообще будет работать в российских условиях. Как люди говорят: «В одну дверь будут пускать по QR-коду, а в соседнюю без». Часто говорят, и в отношении этой меры тоже, что в России жесткость законов компенсируется необязательностью их исполнения.
С другой стороны, немало людей на фокус-группах озвучивают мнение, что введение QR-кодов — это покушение на свободу их передвижения, на потребительские права (не могу сходить в магазин, на выставку, еще куда-то). Часто говорят, что это в очередной раз ударит по предпринимателям. Среди участников фокус-групп нередко встречаются мелкие предприниматели, или они имеют таковых среди родственников или знакомых. И эта тема — что сильнее всего пострадали именно частные предприниматели, маленькие фирмы, которые закрылись, потеряли покупателей — звучит на протяжении последних двух лет постоянно, на каждой фокус-группе.
— Но есть ведь и люди, которые положительно относятся к идее QR-кодов?
— Есть, но их мало — примерно 20%. Они считают, что если уж бороться с пандемией, то жестко. Но такая точка зрения, повторюсь, малопопулярна.
— То есть, когда Дума в понедельник сняла с рассмотрения законопроект о QR-кодах — это было уступкой общественному мнению?
— Видимо, да. Потому что при всем при этом, 43% считали возможным** протесты против введения QR-кодов. А 25% говорили, что сами готовы в них участвовать.
Вообще, если сравнивать, то по резонансу протесты против куаркодов были сравнимы с протестами начала прошлого года в поддержку Навального. Сам факт, что такие протесты начали происходить в разных регионах, взволновал людей не меньше. Наверное поэтому решили людей лишний раз не злить, несмотря на очередной рост заболеваний.
— Насколько ковид вообще сейчас важен для россиян, на фоне других «горячих» тем — обострения конфликта с Западом, роста цен, техногенных аварий и т.д.?
— События, связанные с коронавирусом, в целом выходят в топ главных событий каждый месяц. Если они не на первом месте, то на втором. На первое тогда выходят выборы, аварии, какие-то чрезвычайные ситуации. А ковид — стабильно в топе тем уже два года. Половина россиян назвали** эпидемию коронавируса главным событием года. Но куда важнее** экономические проблемы, потому что они больше влияют на повседневную жизнь людей. Рост цен, низкие зарплаты, риск потерять работу…
Хотя число жалоб на систему здравоохранения, например, выросло. К ней и так были претензии, сейчас добавилось критики. Большинство говорит, что врачам не хватает времени на обычных пациентов из-за того, что нужно заниматься больными коронавирусом.
При этом резко выросло количество тех, кто считает, что эпидемия будет продолжаться. Но сказать, что она действует именно как фактор страха, наверное, уже не получится. В самом начале, когда был первый локдаун — тогда многие действительно были в шоке. Говорили, что им страшно, что они не знают, что будет дальше. Но потом люди начали говорить, мол, мы теперь примерно понимаем, о чем это. Поэтому уже не так страшно.
— Вы говорили об экономических проблемах. Какова динамика экономического самочувствия россиян в последние месяцы?
— Оно тоже достаточно постоянно, больших всплесков здесь не было. Это воспринимается, как некая данность: цены будут расти, жизнь будет дорожать. За последний год выросла обеспокоенность ростом цен, но не сильно. Намного больше она была в конце 2014-го — начале 2015-го годов, когда инфляция была выше. Потом люди несколько успокоились, и обеспокоенность начала расти в прошлом году. Но все равно это проблема №1.
Что касается прогнозов, то они у людей не очень хорошие. Если посмотреть на наши экономические индикаторы, то уже почти полгода они снижались: где-то с середины весны россияне смотрели на свои экономические перспективы все более пессимистично. Под конец года вроде бы наметился** некоторый тренд в другую сторону, но пока непонятно, насколько устойчивым он может быть. Большинство показателей по-прежнему выглядят тревожно. Почти 65% считают**, что в ближайшем будущем возможен экономический кризис. Два года назад так думало около половины.
Так что ожидания не очень хорошие, но есть и ресурс адаптации. Каких-то панических настроений нет, люди успевают адаптироваться. Потому что кризис не ударил одномоментно, это было растянутое во времени событие. Люди успевают где-то ужаться, где-то сэкономить, где-то, может быть, подработать.
— Беспокоит ли людей внутренняя политика? Например, рост числа иноагентов?
— Основной массе людей эти темы не особенно интересны. Только где-то от четверти до трети за этим следят** — во всяком случае, как-то в курсе происходящего. Подавляющее их большинство — молодые люди, получающие информацию из интернета. Особенно критически настроены читатели телеграм-каналов, их примерно 10%.
— А внешняя политика: ультиматум России НАТО, разговоры о неких военных способах разрешения разногласий — это россиян волнует?
— На эти темы у нас есть несколько вопросов. В повседневной жизни люди, конечно, об этом постоянно не думают. Но страх вооруженного конфликта довольно высок. Весной прошлого года он достиг максимального значения — 62% говорили, что боится большой войны. К концу года этот страх немного притупился, в декабре таких было** 56%. Это тоже много, но уже чуть-меньше. Видимо на фоне хотя бы как-то стартовавших переговоров — сначала на уровне Путина и Байдена, затем на уровне МИДов и министерств обороны.
О возможности конфликта с США и НАТО сейчас говорят** около четверти респондентов. С Украиной, по разным опросам**, — от 35 до 40%. При этом ответственность перекладывают скорее на ту сторону — и даже не на Украину, а на Запад, США. «Они начинают», и от этого еще страшнее. Мол, если бы это мы начинали, то тогда мы хотя бы могли бы остановиться. А так это они, и они не перед чем не остановятся.
Похоже, что хотя общество боится войны, внутренне оно к ней уже готово. На фокус-группах это звучит примерно так: «Нас втягивают в войну против нашей воли».
— В понедельник исполнился год, как сидит в тюрьме Алексей Навальный. Между тем, HBO и CNN сняли и готовятся выпустить документальный фильм об оппозиционере. Как изменилось отношение к нему за этот год?
— Вопросы конкретно про Навального не задавали с лета. Тогда примерно 15% говорили**, что одобряют его деятельность — это снижение с начала года, когда было 20%. Думаю, дальше едва ли упало, потому что, когда мы задаем открытые вопросы о том, каким политикам люди доверяют — он стабильно остается** в топ-10. Так, во время думских выборов история вокруг «Умного голосования» поддерживала интерес к нему и его сторонникам. Хотя в последний год его начал теснить Николай Бондаренко, молодой коммунист из Саратова, потому что он на свободе и имеет возможность выступать.
При этом надо сказать, что в прошлом году молодые люди, которые в основном и являются целевой аудиторией Навального, чаще стали опасаться говорить о нем на фокус-группах. Когда мы задавали такие вопросы, то видели страх. Не обязательно того, что к тебе придут, но что что-то плохое может случиться. На работе проблемы, еще где-то… Это реакция на жесткий разгон протестов, на объявление сторонников Навального экстремистами, и так далее.
— Какими, на ваш взгляд, будут главные тренды в 2022 году для жителей России?
— Сложно прогнозировать. Потому что, если судить по общественному мнению, мы давно не были так близки к международному военному конфликту. Присутствует сильный страх и одновременно ощущение какой-то неизбежности. Это, конечно, очень опасная ситуация. Если все же случится худшее — это, конечно, очень изменит общественные настроения.
Но если этого не произойдет, скорее можно говорить о продлении тех трендов, о которых мы говорили, и даже стагнации. Думаю, что падение рейтингов власти возможно, но вряд ли оно будет сильным. Есть недостаток хороших новостей, которые бы двигали оценки ситуации и рейтинги вверх. Это могли бы быть дополнительные выплаты — эффект от предыдущих уже прошел. Скорее нужен экономический рост, улучшение жизни или хотя бы надежда на улучшение. Разрядка отношений с Западом.
Как я уже говорил, в самом конце года экономические ожидания россиян чуть улучшились. Но сказать, что это разовьется в долговременный тренд, что больше и больше людей будут считать, что жизнь налаживается, — и вести себя соответственно, и двигать вперед экономику — пока что нельзя. Очень неопределенная ситуация. Сейчас похоже, что все будет примерно так же: может, чуть хуже, может — чуть лучше. Такое безвременье, когда ничего не движется ни вниз, ни вверх.
* признан в России НКО-иностранным агентом
Денис ВОЛКОВ
АНО “Левада-Центр” принудительно внесена в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента.
Издание «Republic» внесено в реестр СМИ, выполняющих функции иностранного агента.