Уходящий год был «плохим», «неудачным» и «тяжелым» как для России в целом, так и лично для большинства россиян. Таковы результаты опроса общественного мнения, проведенного «Левада-центром» 18–20 декабря и посвященного итогам 2020 года.

Коронавирус не виноват

88% опрошенных считают, что год был труднее предыдущего. Это самые плохие оценки за последние 20 лет. Хуже было только в кризисные 1991–1992 годы и в 1998 году.

Пандемия стала катализатором негативных настроений, растущих с 2018 года, после повышения пенсионного возраста. Она проявила накопившиеся проблемы российского общества и его отношений с государством. Сваливать все на коронавирус люди не готовы, поскольку сознают, что все последние 10–12 лет для экономики, для развития страны были потерянными — реальные доходы населения за эти годы снизились на 11–13%, 2020 год отнял еще несколько процентов.

Стагнация (в отличие от острого кризиса) не предполагает механизмов выхода из состояния застоя и длительной деградации. В общественном мнении это понимание выражается как сознание хронического неблагополучия и покорности — «надо терпеть». 55–60% россиян не верят в способность правительства найти способы преодоления экономической депрессии и падения доходов населения. Хотя свою частную жизнь (или жизнь своей семьи) респонденты воспринимают менее драматично (здесь оценки «год был труднее, чем предыдущий» дали 68%), перспективы, даже на ближайшее время, окрашены у большинства из них пессимизмом, тревогой и общей неуверенностью, смягчаемыми упованиями маленького человека на «авось пронесет» и «лишь бы не было войны». Именно иррациональные надежды, иллюзии и вера в «лучшее будущее когда-нибудь» вместе с убежденностью, что страна окружена врагами, стремящимися если не уничтожить, то навредить России, являются самым прочным материалом сложившегося социального порядка.

Стало хуже

73% опрошенных считают, что следующий год будет «напряженным» для экономики, 62% ждут того же и в политической жизни. Сами по себе такие настроения неудивительны — по мнению 64% опрошенных, уровень жизни основной части населения в 2020 г. снизился (8% заявили, что он повысился, а 26% — остался прежним). Ухудшилась работа больниц и поликлиник (так считают 57% опрошенных), образовательных учреждений (60%), сократились возможности заработка (59%). Распределение материальных благ стало еще более несправедливым, чем раньше, — так считают 38%, 43% не увидели изменений, и лишь 12% думают, что ситуация в этом плане стала улучшаться. Ухудшилась экологическая обстановка, отвечают 43%, всего 12% россиян полагают, что она улучшилась за последний год.

Другие сферы или функционирование других институтов оцениваются не столь негативно, хотя недовольство и здесь превышает положительные оценки: в работе полиции, правоохранительных органов мало что изменилось, так полагают 47% (16% — верят, что она улучшилась, 19% — ухудшилась). Ощущение личной безопасности если и стало более тревожным, то незначительно — улучшение в этом плане отметили 16%, ухудшение — 23%, но основная масса — 56% — полагает, что все осталось как было.

Схожим образом россияне характеризуют возможности своего влияния на власть, то есть на принятие необходимых обществу решений (28% — влияние стало меньше, 11% — больше и 55% — осталось прежним), возможность свободно высказывать мнение (28% — ситуация ухудшилась, 18% — улучшилась, половина — осталась прежней). Ухудшение в межнациональных отношениях отметили 22%, улучшение — 13%, и 59% сочли их не изменившимися.

Наконец, не в последнюю очередь все заметнее становится беспокойство из-за ухудшения отношений России со странами Запада, из-за усиливающейся изоляции страны (и самоизоляции), выражаемое более зрелыми, образованными и ответственными людьми, отдающими себе отчет в последствиях проводимой руководством внешней политики.

Фрагментация и ложь

То, что общественные настроения будут склоняться именно в эту сторону, вряд ли кого-то удивляет, это вполне ожидаемо. Другое дело оценки событий года. И здесь для социолога открываются поразительные вещи. Отмечу прежде всего: огромная часть населения (более половины) вообще находится вне общего событийного пространства — более трети россиян (36%) не смогли назвать ни одного запомнившегося события и еще 16% упоминали исключительно события из личной жизни. Другая черта нашего «общественного мнения» — мизерные размеры групп, способных к переживанию любых событий, отсутствие механизмов памяти.

Десятка важнейших событий года, названных самими опрошенными, выглядит следующим образом:

1. Эпидемия коронавируса — 39%;

2. Поправки к Конституции и обнуление президентских сроков Владимира Путина — 11%;

3–5. Военные действия в Нагорном Карабахе, Сирии, Донбассе — 3%, протесты в Хабаровске и другие региональные события (выборы, бедствия и т. п.) — тоже 3%, 75-летие Победы в Великой отечественной войне или Парад Победы — опять 3%;

6–7. Попытка убийства, отравление Алексея Навального — 2%, отставка Дмитрия Медведева с поста председателя правительства и назначение вместо него Михаила Мишустина — 2%;

8–10. Выборы президента США — 1%; протесты в Белоруссии и выборы в Молдавии — 1%, пресс-конференция Владимира Путина — 1%.

Другими словами, технология управления или манипулирования массовым сознанием предполагает его фрагментацию и стерилизацию способности удерживать что-либо из потока происходящего, подавляя их связь, а значит — причины и возможности их осмысления. Если добавить сюда и информационные подлоги, ложь и дискредитацию идеологических и политических оппонентов, то эффект будет полным.

Лучше всего это видно на примере Навального: 78% опрошенных знают о покушении, но более половины (56%), в соответствии с установками федеральных каналов телевидения, считает эту информацию либо «фейком» (не было ничего такого, инсценировка), либо «провокацией западных спецслужб», либо разборками внутри российской оппозиции. Всего 15% убеждены, что речь идет о расправе с критиком власти, попытке его физической ликвидации. Глубоко сидящий страх и идентификация с бесконтрольной властью оборачивается агрессией против возмутителей общего порядка покорности.

Владимир Путин — минус 24 процентных пункта

Десять персон, составивших в ответах опрошенных короткий список «человека года», представлены главным образом президентом и его ближайшим окружением. Как и все последние 18 лет, его возглавляет Владимир Путин, хотя доля назвавших его в этом качестве сократилась с 2014 года с 57 до 33%. Подчиненных ему высших чиновников — Мишустина, Сергея Шойгу и Сергея Лаврова — упоминали, соответственно, 13, 7 и 4%. На третьем месте оказался Александр Лукашенко — 8%. Пятую позицию занял Алексей Навальный с 5%. Далее шли: президент США Дональд Трамп с 3%, бывший губернатор Хабаровского края Сергей Фургал и мэр Москвы Сергей Собянин и Илон Маск — по 2%.

Но эти средние показатели скрывают дифференциацию самих людей, отметивших те или иные события. Путина (и его чиновников, и Лукашенко) в графу «человек года» вставили почти исключительно бедные и пожилые россияне (90% из них старше 45 лет), жители депрессивной провинции — села и малых городов, люди с ежемесячным семейным доходом менее 35 000 руб. Навальный выдвинут в основном молодыми и образованными людьми, жителями крупнейших городов, инициативными и предприимчивыми группами населения — предпринимателями, руководителями, специалистами и студентами.

Так же точно разделяются оценки ключевых политических событий: поправки к Конституции (точнее — разрушение прежнего конституционного порядка) одобряют группы зависимых от власти людей — чиновники, бюджетники, с одной стороны, и бедные, пожилые люди, пенсионеры — с другой; осуждают — образованные, молодые, успешные и предприимчивые группы населения, менее зависимые от государства, наиболее информированные жители мегаполисов, не склонные доверять ТВ-пропаганде. Протесты в Хабаровске в первые недели одобряли и поддерживали 43% опрошенных, осуждали — 14%, остальные отнеслись к ним без какого-либо интереса, равнодушно. Не столь однозначно россияне оценивали события в Белоруссии — поддержка и симпатии Лукашенко были вдвое выше, чем протестующим (38 и 17%), большинство опрошенных явно отрицательно относилось к ним. Имперские установки и ценности играли роль барьера, препятствующего сочувствию и отождествлению себя с мятежными белорусами. И те и другие демонстрации — ненасильственные, следующие нормам закона, — вызвали первоначально огромный интерес, поскольку воспринимались как модель легального изменения авторитарного и коррумпированного режима, в том числе и в России. Но отсутствие какого-либо результата привело к разочарованию и падению интереса и внимания к этим событиям.

Время вспять или перемены

Все важнейшие общественные события последнего года — извращение Конституции, демонстрации в Хабаровске, массовые протесты в Белоруссии, война в Карабахе, отравление Навального, экономическая стагнация, из которой нет и не может быть выхода в ближайшее время, усиление репрессивного законодательства, закрепление цензуры и произвола Росгвардии и другие — укладываются в общую логику процессов распада советской тоталитарной системы, сопровождающихся отступлениями и реверсными движениями. Слабость наших политологов, обозревателей и публицистов заключается в стремлении описывать и интерпретировать происходящее исключительно из настоящего, короткий временной диапазон понимания. Отсюда — дефицит языковых средств анализа и упование на силы, которые могут вернуть страну на прежний путь демократического транзита: то ли улица скажет свое слово, то ли придет настоящий лидер, который объединит разрозненные оппозиционные партии в единое движение за правовое государство и все хорошее.

Суть тоталитаризма не сводится к массовому террору. Главное в том, что государство распространяет свой контроль на все сферы жизни общества, которые до этого были свободны от влияния власти: частную жизнь семьи, мораль, религию, науку, культуру, гражданские объединения и организации. Оно становится «тотальным», присваивает себе право диктовать, что правильно или допустимо, а что нет, в соответствии с интересами правящего класса.

Путин стал выражением консервативной реакции на крах СССР в 1991 г., попыткой регенерации ее важнейших институтов (политической полиции, суда, системы образования, пропаганды, конкуренции политических партий) и дискредитацией самих реформаторов прежней системы и самой идеи демократии. Эти попытки обратить время вспять, погасив эволюцию общества традиционалистской демагогией и репрессивным законодательством, борьбой против иностранного влияния и цветных революций вызвали в 2011–2012 гг. волну массовых протестов, нейтрализованную лишь патриотической мобилизацией «Крымнаш». Но такой ресурс закончился в 2018 г. Общество беднеет. Понимая это, режим готовится к новой волне протестов, создает Росгвардию, готовую стрелять в народ, подкармливает бюрократию, полицию и войска, ликвидируя Конституцию, разрабатывая новое законодательство, открывающее возможности широких репрессий против любых проявлений недовольства и критики режима.

То, что недовольство будет накапливаться и усиливаться, ни для кого не было секретом. Общество, зажатое в тиски бюрократического регулирования, будет пытаться шевелиться и возмущаться. Но власть намерена самым свирепым и циничным образом подавлять их, дискредитировать, замалчивать, что формирует сознание массовой беспомощности («ничего сделать нельзя»), страх и отчуждение от политики. Шансы на успех протестующих минимальны, но не нулевые, поскольку назрело стремление людей к переменам, их в том или ином виде хотят уже более 60% россиян. Увеличивается и накапливается пассивное несогласие с властью, отвращение к ней, презрение, но пока все это — лишь эмоции и мысли меньшинства, образованного и предприимчивого. Ему противостоит суверенное плутократическое государство, располагающее ресурсами насилия, и лукавый народ с его всегдашним «одобрям-с». Будет ли это общество в состоянии сопротивляться произволу власти или удовлетворится выражением эмоций в фейсбуке?

Не знаю.

Лев Гудков

Оригинал