Опрос проведен 22 – 24 мая 2020 года по репрезентативной выборке населения России объемом 1623 человека в возрасте от 18 лет и старше. Исследование проводилось методом телефонных интервью (CATI) по случайной двухосновной выборке (RDD) номеров мобильных и стационарных телефонов. Статистическая погрешность не превышает 2,4%. Распределение ответов приводится в процентах от общего числа опрошенных.

Таблица 1

НАЗОВИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, 5-6 ПОЛИТИКОВ, ОБЩЕСТВЕННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ, КОТОРЫМ ВЫ БОЛЕЕ ВСЕГО ДОВЕРЯЕТЕ? (открытый вопрос – респонденты САМИ называют деятелей, которым они доверяют; ранжировано по убыванию) *

Таблица 2. Динамика доверия (по результатам открытого вопроса)

НАЗОВИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, 5-6 ПОЛИТИКОВ, ОБЩЕСТВЕННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ, КОТОРЫМ ВЫ БОЛЕЕ ВСЕГО ДОВЕРЯЕТЕ? (приводятся 13 фамилий российских политиков и общественных деятелей, чаще всего упомянутых респондентами, каждая из них набрала в мае 2020 года ≥ 2% голосов от общего числа опрошенных; ответы ранжированы по убыванию)

Вопросы, которые журналисты чаще всего задают социологам, звучат примерно так: А какой сегодня настоящий рейтинг президента? За этим стоит представление о том, что есть некоторый единственный и твердый показатель («рейтинг») авторитетности и влияния главы государства или какого-то другого политика.  На это приходится отвечать, что такого показателя в социологии нет, рейтинг – не кирпич, это не что-то предметно-материальное, которое может измеряться в неизменных физических единицах. То, что измеряется исследователями общественного мнения, представляет собой интегральный показатель массового отношения к публичной фигуре, сочетающей  сразу несколько различных массовых установок. Среди их числа: одобрение или неодобрение действий политика; надежд на проведение им определенной политики; признание символического значения занимаемой им позиции в иерархической системе власти (не личных достижений, а престижа власти как таковой, в том числе – ее смысловых значений в контексте внешней политики, соответственно, оценок власти в структуре коллективной идентичности, а значит – в ряду других стран); доверия и недоверия; безальтернативности его положения в системе несменяемой или выборной и подотчетной обществу власти, а также, не в последнюю очередь, перенос на лидера массовых комплексов, фрустраций, страхов и т.п. Популярность конкретного политика, в том числе и Владимира Путина, отражает массовые проекции различного рода социальных интересов, представлений о будущем и собственном положении, действие политической рекламы, частоту появления или постоянство присутствия политика в публичном пространстве, в СМИ. Рейтинг также не является мерой полярных социальных аффектов — любви или ненависти, личной симпатии или антипатии к политическому лидеру.

В очень большой степени в обычной жизни он является выражением слабых по своей интенсивности ценностных отношений, поскольку отношение к лидеру редко затрагивает жизненные интересы и проблемы повседневного существования людей. Поэтому, как бы не выражалось это отношение, оно не так далеко уходит от состояния равнодушия и индифферентности.  Другими словами, то, что мы в обиходе называем «рейтингом» того или иного политика, представляет собой  не предметную единицу, а некоторое силовое поле значений, каждое из которых должно было бы измеряться собственным образом, что и делается в специальных углубленных исследованиях.  Подобный комплекс массовых реакций относительно персонифицируемого образа человека во власти не может ограничиваться  каким-то отдельным или единственно допустимым или возможным диагностическим вопросом. Любые его толкования, сводящиеся к однозначной мотивации ответа, должны считаться ложными. Эти обстоятельства должны всегда приниматься во внимание, когда заходит речь о популярности политических лидеров, их «рейтингах» и т.п. Но для удобства (социологической «скорописи») обычно эти сложности и детали опускаются из рассуждений.

Минимальный набор диагностических вопросов о массовой популярности того или иного политика состоит из пары «закрытого» (направленного, лобового – «Как вы оцениваете… NN?» или «одобряете/не одобряете…») и «открытого» вопроса («Назовите политиков, которым вы больше других доверяете/ не доверяете» …).  Такие  вопросы фиксируют верхний и нижний предел массовой поддержки политика, доверия ему, солидарности  с ним, а значит степень напряженности, заряженности  политического пространства, образуя своего рода  разность потенциалов символической значимости публичного персонажа.  Закрытый вопрос  в какой-то степени воспроизводит электоральную ситуацию со всеми особенностями выборов в условиях недемократических режимов, ее безальтернативность, действие административного давления, страхи и конформизм респондентов. Открытый вопрос указывает на степень консолидации сторонников политика или симпатизирующих ему, солидарных с ним по разным причинам. Можно рассматривать распределения этих мнений как верхний и нижний предел политической (электоральной) мобилизации, показатель полупринудительного и несвободного, с одной стороны, и спонтанного выражения своего мнения.   

Эти краткие пояснения необходимы для понимания смысла получаемых в ходе социологических опросов распределений мнений и представлений,  распространенных в обществе.

Обратимся теперь к данным опросов. Первое, что должно бы бросаться в глаза при анализе полученных в мае 2020 г. данных, это чрезвычайная разреженность политического пространства в России: из более 75 упомянутых имен политиков, чиновников, публицистов, лишь 3-4 персонажа, не считая Владимира Путина, собирают больше 10% голосов. Это указывает на  сильнейшие фильтры, блокирующие  участие в политическом процессе. Список имен, которым «доверяют», представлен в основном чиновниками высокого ранга. «Оппозиционеры», как бы не понимать эту маркировку, составляют лишь примерно пятую часть, но ни один из них не собирает более 4% голосов.  Второе – высокий процент людей, никому не доверяющих или не знающих, кому вообще можно доверять: в мае мы получили 16% таких ответов и 33% затрудняющихся кого-то назвать. Это результат жесткой селекции доступа в политику. Иными словами, половина россиян никому не доверяет или не знает, кому вообще можно доверять. Это не специфическая ситуация для мая (она повторяется и в других замерах), но, начиная с весны этого года (с объявления об изменениях Конституции и распространения пандемии в России), процент «затрудняющихся» быстро возрастает – с 17% в январе до 33% в апреле и мае. Трудно отнести этот эффект только за счет изменения технологии опроса – от личного интервью по месту жительства к телефонным, поскольку сумма подобных «отказных» ответов (никому не доверяю, не знаю, затрудняюсь ответить), росла за последние два с половиной года довольно ровно (с 26% в ноябре 2017 до 40% в январе 2020 года, в апреле – 46% и 50% в мае этого года). В общем и целом это отражает весьма негативное представление о политике в России и нежелание в ней участвовать, а соответственно, низкий уровень доверия к отдельным фигурам. Можно сказать, что такая картина опустошенного политического пространства в России, где практически нет самостоятельных или самодостаточных лидеров, авторитетных или, хотя бы харизматических, популистских деятелей, где представлены, за редчайшим исключением (А.Навальный, Н. Бондаренко, Д.Гудков), только чиновники и назначенные депутаты, воспроизводит общее представление населения о политических процессах при авторитарно-бюрократическом режиме.

Третье, на что приходится обращать внимание (обычно только этим и ограничиваются ангажированные наблюдатели), —  это медленное, но непрерывное снижение одобрение деятельности Владимира Путина, фиксируемое, независимо от методики опроса и формулировки вопроса. Ответы на прямой вопрос: «Одобряете ли вы деятельность В.Путина на посту президента РФ?», с октября 2019 года по март 2020 года  снизились с 70% до 63% (при проведении личного интервью по месту жительства); при вынужденном переходе из-за пандемии на телефонные опросы доля таких ответов опустилась до 59% в апреле и остался таким же мае 2020 г. Процент «неодобряющих», соответственно, за тот же период вырос с  29% до 36% (март 2020) и при телефонных опросах в апреле и в мае, обычно дающих более лояльные по отношению к власти ответы,  не изменился,  составив 33-34%.

Но за общей динамикой подобных показателей не видно структуры групп, доверяющих и недоверяющих, а значит подвижек в них, за счет чего меняются рейтинги, скрыта социальная структура одобрения/неодобрения политических актеров.

Ядро твердых сторонников Владимира Путина (по собственной воле высказывающих ему «доверие») составляют люди старшего возраста (37-38%, а учитывая большую численность людей предпенсионного и пенсионного возраста в возрастной структуре населения страны, в сравнении с молодыми когортами, они образуют физическое большинство этого массива), чиновники, бюджетники, то есть зависимые от государства группы. Это инерционная и консервативная масса, легко управляемая и мобилизуемая в случае необходимости для демонстрации солидарности с властью. Доля молодежи, прежде всего – учащихся, здесь минимальна и составляет 8-10%. Молодые люди, еще несколько лет бывшие самыми явными сторонниками президента, сегодня высказывают явное несогласие или неприятие его политического курса, хотя интенсивность выражения этого негативизма очень слабая (у них самый большой показатель абсентеизма).  Одобряют его деятельность (закрытый вопрос) те же категории респондентов,  при  явном преобладании чиновников (а значит – людей более обеспеченных) и пенсионеров (то есть  бедных и нуждающихся групп населения).

Таблица 3. Социальный состав доверяющих президенту и не доверяющих
(май 2020 г., в % ко всем опрошенным)

Среди одобряющих Владимира Путина (ответы на закрытый вопрос) 75% примут участие в объявленном голосовании по изменению Конституции, 25% — не будут или не знают, будут или нет; среди не одобряющих деятельность президента — 52% заявили, что будут участвовать в голосовании, а 48% — нет. Иначе говоря, политическое поведение не согласных с руководством России, не одобряющих курс и политику Путина действия в большей степени, характеризуется склонностью к политическому отчуждению и общественному абсентеизму. 

Снизилось и доверие к двум другим видным фигурам, двум министрам — исполнителям политики Путина, бывшим долгое время самыми популярными после президента – С.Шойгу и С.Лаврова (с 23% до 14-13% и с 19% до 9%, соответственно). Их рейтинг пошел вниз после принятия пенсионной реформы осенью 2018 года, что косвенным образом отражало недовольство проводимым курсом —  милитаризацией страны, сокращением социальных расходов, преимущественное внимание внешней политике, армии и проектам, демонстрирующим престиж великой державы, госбезопасности и т.п. приоритетам в глазах высшего руководства страны.   Уменьшились и индексы доверия к бессменным лидерам  партий «системной кремлевской  оппозиции» – В.Жириновского и Г.Зюганова.

Так, С.Шойгу доверяют главным образом лишь пенсионеры (26%, у основных социальных групп  — рабочих, учащихся, служащих, домохозяек – показатель доверия ему составляет  от 4 до 6%).  Не трудно предположить, что, скажем, средний показатель доверия у С. Собянина (довольно скромный по общероссийским меркам) гораздо выше у москвичей (16% при 4% в среднем), что он не слишком заметная фигура в провинции. Доверие к А. Навальному выше всего у молодежи в больших городах (12% среди людей в возрасте 18-24 года при 4% в среднем, 7% — у 25-39 летних респондентов), и среди предпринимателей, более образованной публики, недовольных нынешним руководством и считающих, что Путин ведет страну в тупик) и т.п. Но при статистически малых показателях у других политиков показываемые различия оказываются не надежными или случайными.

Лев ГУДКОВ

АНО “Левада-Центр” принудительно внесена в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента. Заявление директора Левада-Центра, не согласного с данным решением, см. здесь.