Численность населения России, согласно опубликованным Росстатом данным за 2018 г., сократилась, и этот тренд, по прогнозам демографов, сохранится в будущем. Такие данные объясняются в том числе ожидаемым снижением рождаемости, а также сокращением миграционного прироста населения России, который в минувшем году не смог полностью компенсировать его естественную убыль. Если экспертами сокращение внешней миграции рассматривается скорее как неблагоприятный тренд для страны, то общественным мнением такая новость скорее могла быть встречена благожелательно – если учитывать, что от исследования к исследованию большинство россиян говорят о чрезмерном, по их мнению, количестве мигрантов в России.
Несмотря на то что миграция сегодня уступает практически всем позициям в рейтинге самых острых общественных проблем, находясь в 2018 г. только на 12-м месте, россияне по-прежнему категорически не желают принимать мигрантов. Более двух третей опрошенных в рамках общероссийских опросов «Левада-центра» выступают за жесткие ограничения в сфере трудовой миграции со стороны правительства, а число противников миграции существенно не меняется последние 10 лет. Трудно представить тему, на которую респонденты откликались бы более охотно, перебивая интервьюера, чтобы выразить поддержку всевозможным ограничениям в этой сфере, чем когда речь заходит о миграции.
У наших сограждан есть более и менее желательные категории мигрантов. Жители России скорее рады этнокультурно близким мигрантам из Белоруссии и с Украины (а симпатия к западноевропейским мигрантам была бы еще существеннее, но англичане или голландцы к нам практически не приезжают, чтобы восполнить даже временную трудовую миграцию) и настроены менее гостеприимно к прибывающим из республик Средней Азии и Закавказья. Однако прирост за счет славянских категорий мигрантов и возвращения соотечественников практически себя исчерпал: первые приехали сразу после распада СССР, возвращаясь из уже бывших советских республик на фоне подъема национальных движений, второй мощный всплеск миграционного прироста за счет «братьев-славян» с Украины после 2014 г. (на фоне необъявленной войны между странами) сейчас уже пройден и демонстрирует динамику снижения. Основными миграционными странами-донорами для России станут Таджикистан, Узбекистан и Киргизия, но восприятие граждан этих стран принимающим российским большинством скорее можно назвать отрицательным, если не ксенофобским. А ведь их еще и интегрировать надо, только непонятно как, учитывая реакцию тех, кто симпатию к трудовым мигрантам не проявляет.
Каждый третий совершеннолетний житель России считает, что мигранты – это преимущественно преступники, а каждый второй поддерживает мнение о конкуренции мигрантов с местным населением на рынке труда. Первый миф российского общественного мнения развенчать легко, посетив раздел статистики на сайте МВД (за январь – ноябрь 2018 г. иностранными гражданами в России совершено меньше 2% от числа всех зарегистрированных преступлений). Со второй установкой бороться действительно сложно, учитывая самооценки россиян касательно сферы труда. Напомню, что в прошлом году существенно снизился индекс ожидания безработицы (с 81 пункта в октябре 2017 г. до 69 в октябре 2018 г.), а это значит, что страх потерять и/или не найти работу среди наших сограждан становится сильнее, больше не сдерживаясь посткрымской анестезией.
При этом именно сфера труда могла бы стать важнейшим фактором, объединяющим местных с приезжими и, следовательно, сдерживающим возможные социальные конфликты на почве того, что у нас называют межнациональными отношениями. Об этом свидетельствует, в частности, опыт Германии по восприятию и успешности интеграции мигрантов, о котором говорили в этом году на Гайдаровском форуме. Принадлежность к сообществу (если проще – «социальный клей») определяется постоянной работой, наличие которой для жителей Германии – как с миграционным бэкграундом, так и для этнически коренных – становится декларативно важнее религиозности, гражданства и этнических корней (в теории это принято называть «правом почвы» и «правом крови»). Логика проста: если ты работаешь и платишь налоги в принимающей стране, то ты свой и уже не так важно, какой ты национальности или вероисповедания. Это не может не радовать правительства и организации, занимающиеся противодействием этнической и религиозной дискриминации, ксенофобии и радикализму.
Применительно к российскому общественному мнению подобные результаты пока могут вызывать лишь (белую) зависть. Убедить население в том, что мигранты – это демографический и экономический ресурс для России, а не зло, кажется невыполнимой задачей на фоне роста обеспокоенности проблемой бедности среди наших сограждан. Экспертам может быть удобно списать сейчас рост недовольства и падение всевозможных рейтингов только на пенсионную реформу, воспринятую как отказ от социальных гарантий со стороны государства, которая, конечно, взбудоражила общество и подогрела критические настроения. Однако если очистить общественное мнение от «присоединения Крыма» (еще один фактор, которым многое теперь объясняется) и пенсионной реформы и заглянуть в недавнее прошлое, то можно увидеть, что в 2003 г. на вопрос социологов, от чего следует избавиться России, 84% наших сограждан называли нищету, которая опередила массовое пьянство и лень, давно ставшие главными героями народного фольклора в России, а вовсе не мигрантов.
Если посмотреть на международные рейтинги, например на индекс человеческого развития как интегральный показатель информации о здоровье, образовании и доходах людей в разных странах, опубликованный в 2018 г., где Германия, увы, обгоняет Россию (5-е место против 49-го в списке из 189 стран), то без труда можно понять, почему общественное мнение в Германии не склонно рассматривать мигрантов и беженцев как экономическое бремя и конкурентов. Как подсказывает теория и практика, неблагополучие – питательная среда для распространения мифов, предрассудков и фобий разного рода, что в современном мире, где практически каждый – мигрант, не может не тревожить.