На этой неделе о своем желании стать кандидатом в президенты РФ вслед за телеведущими Ксенией Собчак и Катей Гордон заявила еще одна женщина — порноактриса Елена Беркова. Она уже представила некоторые пункты своей предвыборной кампании, в частности — введение смертной казни за сексуальные домогательства. «Надоели эти Вайнштейны», — заявила она. Официально избирательная кампания еще не стартовала — она начнется в декабре. Социолог «Левада-центра» Денис Волков рассказал The Insider, готовы ли россияне к женщине-президенту, каков рейтинг Ксении Собчак и других кандидатов и почему либеральный электорат голосует разумом, а не сердцем.
Наши опросы показывают, что россияне не хотят видеть женщину на посту президента. И сами кандидаты (Катя Гордон или Елена Беркова) тоже несерьезные, пока их выдвижение выглядит скорее как скандал.
У людей в головах живет предубеждение относительно женщины как таковой, и по поводу женщины-политика — особенно. Если речь о работе или участии в бизнесе, здесь ситуация получше. В России одобряют участие женщин в политике порядка 70%, наличие женщин на высших государственных постах наравне с мужчинами — 60%, хотели бы, чтобы в ближайшие 10-15 лет женщина стала президентом России — почти в два раза меньше: 34% опрошенных.
Причем динамика в этих опросах отрицательная: за последние 10 лет мы наблюдаем плавное снижение количества тех, кто хотел бы более активного участия женщин в политике. Американцы напротив готовы к женщине-президенту, хотя в США отношение к этому сильно изменилось буквально за последние 50 лет. Как известно, если бы на выборах был прямой подсчет голосов, Хиллари Клинтон стала бы президентом.
В Советском Союзе равенство мужчин и женщин на базовом уровне было достигнуто раньше, чем в США, но дальше деклараций мы не пошли. Особенно это касается политики — по сути, самой консервативной среды. В головах у людей существуют базовые представления о власти как о мужском деле, отчасти потому что оно грязное, отчасти потому, что мужчина — традиционно главный в семье.
У нас, как и в Европе, все же наблюдается тренд на большее распределение обязанностей в семейном и репродуктивном поведении, но он очень медленный. Что касается символического уровня — нам просто необходима более открытая политическая система и конкуренция.
Поэтому, например, из женщин-политиков на наших опросах люди сначала вспоминают Валентину Матвиенко, а потом Ирину Хакамаду, которая в политике уже давно не присутствует, но это наследие 90-х годов, когда женщины хоть и с трудом, но все же могли конкурировать с мужчинами, а на телеэкранах они были представлены даже чаще и большее могли себе позволить. Поскольку сейчас политическая система закрылась, то и добиваться этого равенства женщинам негде, поэтому и тренд на поддержку их политической деятельности тоже отрицательный.
Сейчас на фоне скандалов с сексуальными домогательствами в США стало очевидно, что у нас в России открытый равный разговор вызывает агрессию даже у самих женщин, а уж у мужчин — тем более. Мы находимся в самом начале пути, и здесь тоже играет ключевую роль недостаток публичной сферы, где человек может защищать свою точку зрения перед остальными, неумение вести диалог. Мы начинаем учиться, по сравнению с Советским Союзом прогресс есть, поскольку в авторитарной системе проще развиваться, чем в тоталитарной. Однако нам еще многое предстоит сделать, чтобы равенство и уважение проявлялось в России не только на словах, но и на деле, и в голове тоже.
Что касается нынешней кампании, то поддержка Ксении Собчак на сегодняшний момент составляет примерно 1%, о ее выдвижении слышали около 60%. Это ее стартовый рейтинг, что будет происходить с ним дальше, будет зависеть от предвыборной кампании: как она ее будет вести, что будет говорить. Конечно, Собчак очень известна, но скорее как шоу-вумен, а не политик — у нее очень скандальный имидж. Какое-то согласование ее кандидатуры с президентской администрацией все-таки было, я не говорю, что она кукла Кремля, но в нашей системе без согласования такие вещи не делаются. Расчет на молодежную аудиторию — в администрации пытаются если не создать интригу, то хотя бы добавить в кампанию немного эмоций: заинтересовать молодое поколение, привлечь тех, кто не ходит на выборы, встряхнуть других кандидатов.
При этом стратегия кампании Собчак «против всех» не кажется мне перспективной. Она не срабатывает не только у нас, но и в других странах — на Украине, например. Избиратели голосуют за программу, назовем ее образом будущего, который ассоциируется с кандидатом. Фактически это означает, что люди в этих кандидатах видят человека, который ассоциируется с определенной программой действий. Я не говорю о бумажке, все с умным видом говорят «надо почитать программу», но никто в нее не заглядывает. Речь об ассоциациях с кандидатом, его биографией, достижениями, образом, о том, что он предлагает или может предложить. Избиратели голосуют за того или иного человека прежде всего потому, что они связывают с ним какие-то надежды.
Основной челлендж Собчак — убедить аудиторию в том, что она по-настоящему хочет представлять чьи-то голоса. Мы ведем речь о специфической — либеральной — аудитории, это электорат Собчак, и это рациональные люди, они голосуют не сердцем, а мозгами. Действительно протестное голосование порой происходит, однако, например, на парламентских выборах в 2011 году люди все равно выбирали партии, предлагающие, по их мнению, наиболее приемлемые программы. Протестно настроенный избиратель присоединится к кандидату, который хоть что-то из себя представляет. Если Собчак не избавится от образа «я понарошку», если за ней не будет ничего, кроме пустого или скандального имени, никто за нее голосовать не будет.
Люди либо не придут на выборы, либо все-таки найдут своего кандидата, как в ситуации с Прохоровым, с которым они связывали идеи и надежды. Сейчас многим кажется, что все тогда было понарошку: «Все знали, что Прохоров — не реальная кандидатура!» Но, те, кто отдал ему свой голос, поверили, что он концентрирует на себе чаяния тех, кто недоволен, кто выступает за западный образ жизни, за бизнес. Именно поэтому и разочарование тех, кто голосовал за Прохорова, было столь велико — они действительно поверили в него.
Что касается «главного кандидата», то, по сравнению с ситуацией шестилетней давности, сегодня почти в два раза больше людей готовы проголосовать за Путина: тогда их было 34-35%, сегодня — 50-53%. Таков результат крымской кампании, когда политическая система, которая находилась в кризисе в прошлый предвыборный период, обрела новую легитимность, и в отношении Путина этот эффект действует до сих пор.
Конечно, нужно отдавать себе отчет, что это происходит в условиях жесткого контроля за основными СМИ, телевидением и политической сферой, где реальной конкуренции нет и где альтернатива Путину просто не может появиться.
Высокий показатель готовности голосовать за Путина и очень низкий процент сторонников остальных возможных кандидатов является отражением этих двух моментов: первый — искусственная безальтернативность системы, второй — крымский эффект. Соответственно, нынешнего президента выбрали бы 53% от всех россиян и 66% — из тех, кто уже принял решение идти на выборы. Причем респондентам задавался открытый вопрос, когда они сами называют кандидатуру. Если бы мы предлагали им бюллетень с фамилиями, то, думаю, поддержка Путина достигла бы 70% и даже выше.
На втором месте после Путина — Жириновский — 3%, за ним Навальный — 2%, Зюганов — 2% и Шойгу — 1%. На сегодняшний день по открытому опросу примерно 20% не знают, за кого голосовать, примерно 10% не определились, пойдут ли на выборы президента, еще 10% — те, кто точно не пойдет на выборы.
Если бы Навальному дали участвовать в выборах, это изменило бы ситуацию. Сейчас в списке людей, которым доверяют россияне и за кого они готовы проголосовать, по сути, либо персонажи из 90-х, либо те, кто постоянно сидит в телевизоре. Навальный — единственный, кто не вышел ни из телеэкрана, ни из прошлого — он сам приобрел известность, а не государством назначен. Однако отсутствие у него доступа к эфиру не дает ему выхода к широкой аудитории и возможности увеличить свою популярность.