Выборы прошли. Системные и несистемные политики устало разбрелись по домам (хотя, кажется, многие устали еще до начала кампании). Те, у кого была власть, ее отстояли. Те, у кого и так ничего не было, потеряли государственное финансирование и удалились. Статус-кво действующей политической системы был продлен еще на пять лет. Конечно, если «революция 5.11.17» не сломает этот порядок. Магическая дата – пятое ноября – отсылает к неудачной попытке Гая Фокса взорвать Парламент Великобритании в 1605 году, а благодаря антиутопии «V – значит вендетта» является символом борьбы с тоталитарными режимами. Автор и пропагандист этого предсказания Вячеслав Мальцев, на выборах в Госдуму шедший вторым в федеральном списке ПАРНАС, оказался в числе аутсайдеров, и о нем можно забыть. Или нет? Россияне, по словам президента, выбрали стабильность состава парламента, а значит, люди не поверили предречению Мальцева, что в рамках системы революция неизбежна. Но в любом случае – с января по июль рост ежедневных просмотров YouTube-канала Вячеслава Мальцева составил 24% (по данным статистики socialblade), что существенно отличается от динамики популярности оппозиционных партий России.
Национал-либерал
Нет нужды объяснять, почему либеральные партии столь блекло выступили на выборах – тем, кто хоть немного следил за предвыборной кампанией, это и так понятно. Почему люди не голосуют за «Яблоко» и ПАРНАС (об этой партии знает всего четверть россиян) достаточно подробно уже рассказывали социологи. Если вкратце, причина провала заключается в неспособности предложить хоть какую-нибудь понятную и содержательную программу. Что говорить о поддержке постоянного контакта с избирателями между выборами, если сама кампания начинается за две недели до выборов. Налицо полная дезактивация демократического крыла, начавшаяся уже довольно давно и с удовольствием поддерживаемая властью. Движения вперед нет, потому что нет новых лидеров, а у старых нет воли. Движения к полному разрушению, способного дать пространство новым инициативам, удается избежать с помощью власти, которая разумно не спешит добивать больного. По сути оба эти фактора имеют авторитарную природу: первый возникает из-за концентрации всей власти в партии в одних руках, а второй, внешний, идет от государства.
Любая закрытая каста боится демократических механизмов рекрутирования новых членов. Поэтому когда на праймериз ПАРНАС первое место занял националист видеоблогер, далекий от столичного оппозиционного истеблишмента, либеральная общественность осудила его включение в федеральный список. Им действительно есть чего опасаться: скорее всего, Мальцев ищет возможность создать собственную политическую платформу. Тем не менее, Михаил Касьянов поступил согласно своему предвыборному обещанию, и страна получила нового политика общероссийского уровня. Вполне возможно, что Касьянов пошел на этот провокационный шаг в надежде освежить партийный образ: за существующий бренд готовы отдать голоса менее 1% избирателей. Что касается Мальцева, то можно назвать три главные причины успеха нового федерального политика.
Свой парень
Если для немногочисленной либеральной тусовки происхождение и позиционирование Мальцева – непреодолимый социальный барьер, то для разрастающегося круга сторонников политика это скорее плюс: уже сейчас число подписчиков главной информационной площадки политика, канала Artpodgotovka, превысило 111 тысяч. Карьерный путь оппозиционера примечателен не только тем, что он неоднократно менял политические партии, или тем, что он, по собственным словам, был одним из инициаторов создания «Единой России», а затем самостоятельно оттуда ушел. Ключевым моментом его биографии стал 2008 год, когда он начал создавать интернет-ресурсы и фактически поменял формулу своей политической деятельности: от непосредственной борьбы за власть к накоплению сторонников через социальные медиа. Этот переход, возможно, стал следствием неудачи очередной попытки переизбрания в областную думу в 2007 году. Так или иначе, Вячеслав Мальцев нащупал тот же путь, которым пошли другие оппозиционеры: Алексей Навальный, получивший большую известность благодаря антикоррупционным расследованиям, или Владимир Рыжков, общенародно известный не только (и не столько) политической деятельностью, но и журналистской работой в «Новой газете» и на радиостанции «Эхо Москвы». К слову, узнаваемость Навального выше показателей многих других федеральных политиков (Кудрина, Митрохина, Гудкова), а отношение к Рыжкову более нейтральное, чем, например, к лидеру «Яблока» Григорию Явлинскому. Когда начнется обновление оппозиции, новые лидеры сделают себе имя не на партийной карьере, а в рамках оригинальных медийных проектов.
Четко и кратко
Вячеслав Мальцев не утруждает себя разработкой экономической программы или «занудным» перечислением демократических прав и свобод в предвыборных обещаниях. Мальцев рисует будущее широкими мазками и ставит перед собой глобальные цели. В Думу он собирался прийти, чтобы полностью реформировать систему государственной власти и объявить импичмент Путину. Последнее заявление – вообще визитная карточка политика. Предвыборные дебаты по экономике, обсуждение произвола полиции или политической элиты не обходятся без указания на то, что какие-либо изменения невозможны, пока у власти находится Владимир Путин. Несмотря на очевидный популизм высказывания и отсутствие прямой связи между Путиным и темами дискуссий, в контексте которых он появляется, необходимо отметить, что эпатаж достигает цели.
График 1
Согласно данным контент-анализа русскоязычных твитов (см. график 1) с упоминанием Мальцева, персональный «наезд» на Путина произвел огромное впечатление и на тех, кто уже смотрел видеоблог Мальцева, и на людей, впервые его увидевших. Схожий эффект имели скандальные дебаты с Владимиром Жириновским, где последний выглядел далеко не так убедительно, как прежде. Вячеслав Мальцев фактически перехватил инициативу и стиль риторики у своего оппонента, в чем тот его и обвинил. Однако эта претензия прошла мимо, а вот жесткие замечания Мальцева относительно национальности Владимира Вольфовича, его отношений с властью и даже обвинения в наркомании в адрес лидера ЛДПР смотрелись куда зрелищнее. В отличие от своих коллег по либеральному блоку Мальцев не стремится аргументировать свои тезисы. Каждый его выпад – это простая мысль, пусть не новая, но четкая и точно вписывающаяся в набор предрассудков россиянина.
Пост-правда
Отсюда и третий фактор успеха: не столь важно, являются ли твои слова правдой. Важно то, насколько они похожи на правду. Здесь стоит остановиться подробнее. Это принципиально отличается от «двоемыслия» Оруэлла и того, что наблюдали российские социологи после распада Советского Союза. Кроме того, это глобальный феномен, получивший на Западе название “post-truth politics” с подачи блогера Дэвида Робертса. Заключается этот феномен в воздействии на эмоции потребителя информации, а не на разум. «Пост-правду» в отличие от обычной лжи невозможно опровергнуть, потому что она и не пытается опираться на факты. Известный психологический прием заключается в том, что человек гораздо проще верит информации, которая укладывается в порядок его мировоззрения, и даже если ложь становится очевидной, неудобные факты легко отвергаются конспирологической теорией.
Есть и другой способ легитимации «пост-правды»: сделать соучастниками других людей. Россияне могут сказать, что говорить всему миру правду сейчас не в их интересах, ведь она может быть использована против них. Сегодня «официально» не значит «на самом деле». Феномен «пост-правды» во всем мире стал возможен благодаря распространению социальных сетей: их алгоритмы, основанные на изучении поведения каждого посетителя, создают эффект эхо-камер, где циркулирует лишь приятная, встраивающаяся в понимание пользователя информация. Однако в России и профессиональные медиа могут работать как закрытые системы. Телевизионная картинка федеральных каналов подобно новостной ленте соцсетей аккумулирует не факты, а оценки. А россияне в этой игре не жертвы, а соучастники: они верят, потому что хотят верить.
Отсюда и следующие цифры (по данным Левада-Центра). В 2010-е годы телевидение стабильно смотрят 85-90% россиян, но вот доверие телевизору скачет (см. график 2): в 2009 году на пике поддержки власти оно было максимальным (79%); в 2013 году после протестов доверие опустилось до 51%; затем снова был взлет после аннексии Крыма (в 2015 году – 61%); и падение во время усугубления экономического кризиса на фоне усталости от украинских новостей (41%). Летом 2016 года, когда паника по поводу кризиса ушла, а эфир был занят спортивными событиями и победными сводками из Сирии, мы увидели очередной рост доверия телевидению (59%). Цифры четко показывают контраст между отношением к внутрироссийским новостям и новостям о внешней политике: больше всего телезрители «доверяют» информации о внешней политике (58%) и меньше всего – новостям об экономике (25%). Но и о том, и о другом по телевизору говорят преимущественно в позитивном ключе. Значит, верить или не верить зависит не от наличия или отсутствия фактов, а от зрительского отношения.
График 2
Мальцев уловил эту особенность массового сознания. Власть хорошая и народная не потому, что она так много сделала, а потому что люди так хотят думать. Но не все. Поэтому его риторика опирается на распространенные в народе мифы – например, о том, что власть в России принадлежит сионистам. И только кажется, что либеральная аудитория подходит к анализу информации исключительно критически. Как и все люди, образованные и обеспеченные демократы-либералы тоже хотят во что-то верить. Достаточно повторять заклинание «уберем Путина – и заживем» и внимание публики, пусть пока и настороженное, уже обеспечено.
Вячеслав Мальцев интересен даже не сам по себе, а как социокультурный и политический феномен. Он не один: Найджел Фараж в Великобритании, Виктор Орбан в Венгрии, Дональд Трамп в США – все они используют популизм, умело подвергая сомнению основополагающие принципы западного мира, а Владимир Путин делает это и в масштабах страны, и в глобальном масштабе. Уникальность Мальцева в том, что он пытается использовать эффективный инструмент на узкой прослойке либеральной общественности, которая пока отказывается от сделки с совестью. Мальцев вряд ли сумеет мобилизовать либеральные настроения, однако он может увести часть оппозиционного электората за собой, как, впрочем, и часть сторонников власти.