Директор Аналитического центра Юрия Левады Лев Гудков рассказал об объективном уровне поддержки российским обществом аннексии Крыма и боевых действий на украинской территории, об отсутствии у жителей РФ понимание собственной ответственности за агрессивную внешнюю политику государства и причины неспособности русских к эффективному протесту.
Вторая проблема российского среднего класса — установление механизмов ответственности власти, поставили под удар весь нынешний режим (прозрачность и честность выборов, возможность изменения руководителей и т.д.). И третья — свобода прессы. Приход к власти Путина сопровождался новой войной в Чечне и появлением строгой цензуры, монополии на телевидение. До 95% всех российских телевизионных станций под контролем Кремля. С ростом уровня недовольства и выходом населения на массовые протесты, как это случилось в 2011-2012 годах, началась политика перекройки медиа-рынка: приближенные к режиму олигархи под давлением правительства скупали медиа-холдинги и начали контролировать прессу. Остались два-три более или менее независимые издания (прежде всего в Москве) с незначительной долей в информпространстве РФ.
Российская периферия — примерно то же, что ваш Донбасс, где сохранились все советские установки, остатки отраслевой структуры и тяжелой промышленности СССР. Тамошние жители прекрасно понимают, что рыночная экономика подрывает возможность их существования, потому что они по ее правилам абсолютно неконкурентные. Без государственных дотаций, заказов, поддержки малообеспеченных, вложение денег в социальную инфраструктуру им не выжить. Поэтому в российской провинции царят очень консервативные, антизападные настроения, ностальгия по советским временам. Это 20-45% населения РФ. Другие относятся к среде вне политики. Речь, прежде всего о жителях национальных республик или отдаленных поселений, возвращаются в домодерновое существование.
Я лично удивлен глубиной презрения к нынешнему политическому классу РФ. Но это отношение связано с недовольством масштабами государственного патернализма, отказом правительства от своих социальных обязательств. Негласный посылка любой российской власти — что она должна заботиться о населении своего государства. А вот в Украине по мнению россиян Кремль вел себя именно так, как этого ожидали граждане России: проявил заботу и предоставил защиту.
Для униженного, зависимого , бедного человека, хронически находящегося под прессингом власти и, к тому же, чрезвычайно завистливого, статус великой державы, империи оказался чрезвычайно важным. Его потеря в 1991 году, с развалом СССР, нанесла очень сильное фрустрационное воздействие. И это не проходит. Я просмотрел данные наших опросов 2000 года (момент утверждения Путина на президентсткой должности), когда очень популярными были ожидания прихода авторитарного лидера, который выведет страну из кризиса. Тогда на первом месте стояло желание восстановить уровень жизни, а затем — возвращение статуса великой державы. Здравоохранение, борьба с коррупцией и преступностью — все это было где-то на обочине стремлений общества. Таким образом, символическая, а не практическая составляющая желаний россиян была просто чрезвычайной.
В РФ русский национализм как эмансипационное движение никогда не был очень весомым. Он виделся скорее компенсаторным, защитным, ностальгическим, с мнением о прошлом, но без образа будущего.
События украинской революции достоинства, а затем аннексия Крыма и развязывание войны на Донбассе не могли не сказаться на настроениях россиян. Какой была ситуация год назад и как изменилась сейчас? Расскажите об объективном уровне поддержки захвата Крыма и боевых действий на украинской территории?
— Год назад, в ноябре 2013 года, никаких активных антиукраинских настроений не было. По нашим исследованиям, когда начинался Майдан, 65-70% россиян считали, что ориентация Киева на Запад, евроинтеграция является внутренним делом самих украинцев и России никак не нужно вмешиваться.
Псевдоморальная позиция правительства РФ, то есть защита русскоязычных на территории другого государства, стала причиной одобрения аннексии Крыма и боевых действий на Востоке Украины.
Ситуация осложняется тем, что со второй половины января 2014 имеем дело с другим государством, другой Россией. Это страна тотальной беспрецедентной пропаганды. Она по технологии значительно отличается от советской. Тотальная она потому, что практически все источники альтернативного мнения выключены. 95% граждан создают свою картину действительности из увиденного в телевизоре. Интернет, на который возлагали надежды либералы, тоже не спасает: Кремль научился с ним работать. Глобальную сеть как источник информации или соцсети авторитетными считают 18% россиян. Сам интернет сейчас перегружен кремлевскими троллями и источниками информации.
Телевизионная технология чрезвычайно агрессивная, лживая. Цель этой пропаганды не столько антиукраинская (хотя по внешним признакам такова), сколько направлена на дискредитацию либеральных, демократических представлений и ценностей, которые еще остались у российских горожан. Речь идет о правовом государстве, ориентацию на Запад, Европу и тому подобное. Тезис, который служит фоном, важнейший: «Вы хотите изменений, реформ, новой власти, которая гарантирует вам стабильность? Посмотрите, что творится в Украине: гражданская война, гибель людей, обстрелы, разрушение ». Для самих россиян, фрустрированных кризисом 1990-х годов (возможно, даже больше, чем где-либо в бывшем СССР), такое заявление звучит удивительно сильно.
Поддержка россиянами аннексии Крыма — безусловный факт, и она остается примерно на том же уровне. Когда захватили полуостров, это вызвало националистический и патриотический подъем, улучшило Путину рейтинг, который до этого катился вниз, вывело его на максимальный уровень, таким, каким он был летом 2008 года, то есть на момент войны с Грузией.
Сейчас сторонников аннексии становится меньше, но незначительно. Речь идет не о падении поддержки президента РФ и его действий, а о растущей обеспокоенность изменениями ситуации и проблемами из-за санкций против Москвы. Начальная готовность одобрить вторжение российской армии в Украине тоже была очень высокой (в марте — апреле такие действия были готовы поддержать 74%, а сейчас — 38% населения). Сейчас нарастают тревога и боязнь ухудшения экономической ситуации, которое, честно говоря, не совсем связано с западными ограничениями. Общее состояние российской экономики и так было достаточно плачевным и год назад. В конце 2013 года началась стагнация, связанная с неэффективностью управления ею (а она имеет очень большую государственную долю) и соответственно расходов казны и популистской политикой, которую проводил Путин, покупая привязанность граждан. Резкое повышение социальных расходов не решало проблемы, а служило скорее обезболивающим. Падение цен на нефть и затраты на боевые действия в Украине резко усилили деградацию экономики, очень сильно ударив по уровню жизни в больших городах, ибо они зависят от импорта, там есть деньги. Кроме того, ощутимым был удар по сбережениям, зарплатам, которые обесценились если не вдвое, то по крайней мере на 40%.
Такого понятия, как общественная ответственность за действия своего государства, которую представляет ее нынешняя власть, в том числе за аннексию чужих территорий и необъявленную войну, разрушение международного безопасности строя, в среде обычных россиян не существует?
— Этого нет, как и сферы публичной политики. Логика такова: власть принимает решения, а индивид, хотя и выражает поддержку, не влияет на этот процесс, а потому никоим образом не отвечает. Это политическая ситуация авторитарного режима, его технология господства. Он не является тоталитарной системой, не имеет идеологии и, главное, образа будущего, мобилизации. Авторитарная технология держится на закладке чувства пассивности и беспомощности населения. Соответственно 85% россиян утверждают, что не способны влиять на действия власти даже в своем городе. И даже если бы имели такую возможность, то не хотели бы участвовать в политике, потому что «власть — дело грязное, коррумпированное, с ней ничего не сделаешь». Это советский опыт, следствие воспроизводимого тоталитаризма, пример пассивной адаптации к репрессивному государственному режиму. Потребности снижаются, индивид замыкается в своем частном, преимущественно семейном кругу и не высовывается. У себя на кухне ты свободен как угодно ругать режим, но участвовать в реальных изменениях и принятии решений не можешь, да и вообще это глупо. Аморальность и цинизм важнейшие составляющие российского общественного пространства. Поэтому власть РФ хоть и мафиозная, наглая, коррумпированная, но по этой логике она такая всегда была, и с этим нужно уживаться.
Оцените способность современного российского общества к эффективному протесту. Может ли он стать фундаментом будущего страны?
— Сейчас протестные настроения находятся на минимуме за последние 25 лет наших исследований. Негативной консолидации, мобилизации за все это время не произошло. Подготовлена репрессивная законодательная база для подавления любых движений с малейшим намеком на протест против нынешней российской власти. Вот тут можно говорить о рецидиве тоталитаризма. Если речь о будущем, то в ближайшем времени вся логика действий режима сводиться к жесткой внутренней политике.
Как по мне, то расчет на социальный протест, вызванный ухудшением экономических условий в России, — это логика несколько иррациональна, почти надежда на чудо. К тому же нет готовности к наработке программ, альтернативных путинской. Действительно, Россия стремительно приближается к экономическому коллапсу, но вопрос — где порог общественной терпимости. Поверьте, что он является невероятно высоким, учитывая жизненные стратегии советского и путинского времени. Социальный взрыв в РФ произойдет не тогда, когда будет ухудшаться экономическая ситуация, а когда начнут отбирать последнее.
Кто придет к власти после Путина – совершенно непонятно. Может ли сама Россия освободиться из скорлупы авторитаризма, куда ее зажало, вызывает массу вопросов. Последние 25 лет в ее обществе воспроизводились советские институты и учреждения, на которые она и опирается: от суда до системы образования. Изменились экономика, мобильность и принципы коммуникации. Старыми остались русская идентичность и ментальность. Настоящие качественные преобразования могут потребовать изменения одного-двух поколений.
Как выживает Левада-Центр после принятия закона РФ об «иностранных агентах», который вступил в силу в июне 2012 года? Какое будущее ждет объективную социологию в России?
— В течение 2013/14 года у нас было четыре комплексные проверки. Их проводили прокуратура, налоговая, служба Министерства юстиции, МВД с участием, очевидно, ФСБ. Их интересовала природа иностранного финансирования центра. По недавно принятому в России закону нельзя получать зарубежные средства и заниматься политической деятельностью. Последнее трактуют совершенно произвольно, например социологические исследования проводить не запрещено, но нельзя публиковать их результаты.
Обнародование таких цифр — цель нашей организации, иначе зачем нам вообще изучать различные сферы жизни российского общества? И вот как раз такая деятельность сейчас становится угрозой для существования Левада-Центра. Прокуратура ограничилась предупреждением. Но нас все время травят прокремлевские службы как «иностранных агентов». Официально такого ярлыка нет, хотя уже в очень многих наших коллег, в том числе в Московской школы гражданского просвещения Елены Немировской, «Мемориал», с этим проблемы. Поскольку мы иногда выполняем исследования по заказу иностранных компаний, всегда есть зацепка, чтобы нас придавить.