Кафе редакции одной популярной российской газеты. Москва-сити: столица отражается в новых небоскребах и чувствует себя истинно современной. Редактор одного из отделов входит и видит своих коллег, столпившихся вокруг телевизора, «будто в самом разгаре был какой-то важный футбольный матч». В прямом эфире Владимир Путин выступает перед парламентом: незадолго до этого он подписал документ о «возвращении» Крыма в Россию. После слов «Крым наш!» публика взрывается продолжительными и гордыми аплодисментами. «В этот самый момент я понял, что живу в стране, которую не знаю», — рассказывает редактор, пожелавший остаться неизвестным, так как не хочет лишиться своей должности. Среди его коллег «были люди, постоянно критикующие Кремль», однако «они превратились в “крымнашистов”» — этот неологизм с каждым днем все стремительнее редеющие круги оппозиции используют по отношению к сторонникам путинской политики.
Его впечатления подтверждают и социологи, согласно которым, в течение последних нескольких месяцев «состояние общества» радикально изменилось. «Речь идет о серьезной социологической категории, — поясняет Алексей Левинсон, эксперт Левада-Центра, российской негосударственной исследовательской организации, — которая помогает определить, какие социальные группы и настроения преобладают в обществе в тот или иной момент времени». Между 2011 и 2012 годами митинги против предвыборных махинаций и возвращения Путина в Кремль поддерживало 40% населения. После киевского Майдана, «возвращения» Крыма и Олимпиады в Сочи популярность российского президента достигла рекордных показателей — 86% россиян одобряют его политику. А 60% готовы голосовать за него. В то же время все больше людей считает, что акции протеста, связанные с политической ситуацией в стране, «маловероятны»: в конце июня уровень недовольства населения был самым низким за всю историю путинского правления. Левинсон объясняет: «Когда популярность главы государства достигает подобного пика, это обычно используют для достижения конкретных целей: начинаются усиленные поиски внешнего врага», которого Россия сможет победить только в том случае, если она едина.
«Сегодня россияне чувствуют, что находятся на грани войны», — утверждает журналист. — После аннексии Крыма многие москвичи вывесили на окна национальный флаг. Григорьевскую ленточку, символ победы над нацизмом, можно увидеть буквально на каждом шагу, в то время как по телевизору передают о злодеяниях «фашистской хунты Киева».
«Впервые за долгие годы перед нашими глазами развернулась эпическая драма, включающая в себя империалистические амбиции, экономические интересы, историю, геополитику и войну», — пишет российский политический обозреватель Олег Кашин в американском журнале The New Republic. Российским эмигрантам часто приходится выражать свое отношение к крымскому вопросу, поскольку их об этом просят русские знакомые; и если кто-то из них вдруг отойдет от заученного всеми лейтмотива «Крым наш», за этим незамедлительно последуют разговоры о «Европе, пляшущей под дудку США», и о том, что все санкции Запада направлены на то, чтобы добиться мировой изоляции России. «Ради величия нашего государства, — продолжает репортер, — многие готовы пожертвовать всем».
Например, отношениями со своими друзьями и родственниками. Татьяна — историк, ее сестра перестала с ней общаться, обозвав ее «предательницей» из-за ее политической позиции. Алексу 40 лет, он фотограф, принимал участие в «снежной революции» в 2011 году, а сейчас избегает любых разговоров на тему политики со своими друзьями, так как «все равно они всегда заканчиваются ссорами». «Получилось так, что в России сейчас виноватой во всем автоматически считают Америку», — рассказывает Михаил Зыгарь, главный редактор независимого телеканала «Дождь».
Западные санкции и неуверенность в будущем больнее всего бьют по тем немногим, которые уже сейчас не согласны с политическим курсом России и мечтают переехать в другую страну. Только среди молодежи таких 22%. Согласно данным Академии наук, если все желающие уехать действительно уедут, то средний класс — который всего два года назад восставал против системы, требуя от государства больше прав и демократии — будет состоять из преданных правительству государственных служащих. Заметил «радикальные» изменения в социально-политической ситуации страны и бывший министр финансов РФ Алексей Кудрин, который считается наиболее приближенным к Путину либералом. «В глазах Запада мы снова превратились во врагов», — заявляет Кудрин в своем интервью для ИТАР-ТАСС, добавляя, что он удивлен масштабом «антизападной риторики в России» и тому, что многие силы здесь хотели бы изолировать страну от внешнего мира. По его оценкам, разлад с Западом обойдется россиянам дорого: их доходы снизятся на 15-20%.
Однако, кажется, их самих это не сильно волнует. Согласно недавнему опросу Левада-Центра, 61% населения не пугает введение дополнительных санкций. Социологи отмечают, что с течением времени россияне все меньше обеспокоены карательными мерами Америки и Европы: в начале марта более половины опрошенных (53%) ответили, что санкции их тревожат, уже в апреле таких осталось лишь 42%. Охота на «врага отечества» привела к тому, что интеллигенция перестала оказывать влияние на общественное мнение, а «интернет уже не является цифровым оазисом свободы», — пишет в «Ведомостях» Федор Крашенников, президент Института развития и модернизации общественных связей города Екатеринбург. «Руководство многих информационных сайтов поменялось, наиболее острых на язык блогеров отодвинули на задний план, появились комментаторы, популяризирующие правительство, а политиков обязали больше времени проводить в социальных сетях», — объясняет Крашенников, поднимая вопрос о кончине так называемых «двух Россий»: онлайн-России, к которой относились критически настроенные активные пользователи сети интернет, и офлайн-России, представители которой остаются в курсе происходящих в мире событий только благодаря телевизору. «Интернет стал похож на телевидение». На телеканале «Дождь» российский музыкант Андрей Макаревич — который уже успел стать объектом целой волны нападок, после того, как осудил вмешательство России в Крым — с тревогой заявил: «Еще полгода назад мы жили в другой стране».