Какие идеи сегодня овладевают умами россиян?

О результатах последних социологических опросов  в программе «Лицом к событию» мы говорили с директором Аналитического центра Юрия Левады (Левада-Центра) и главным редактором  журнала «Вестник общественного мнения» Львом Гудковым.

Михаил Соколов:   Сегодня в нашей московской студии Лев Гудков, директор Левада-центра, известный российский социолог, доктор философских наук. Мы попытаемся сегодня понять, какие же идеи сейчас овладевают широкими народными российскими массами, что нового. Я бы начал с вашего пресс-сообщения, что количество патриотов в России снизилось с 77 до 69%.

Что это значит, кто такие патриоты?

Лев Гудков: На самом деле это мало что значит, особого снижения нет — это чуть больше статистической ошибки, колебания. Немножко, если посмотреть, где снизилось, то снизилось в молодежных группах, более образованных.

Я это интерпретирую не иначе, как немножко стал надоедать казенный патриотизм, риторика барабанная казенного патриотизма, которую мы имели все эти годы. Реакция на это слабая, откровенно скажу, поскольку все равно большинство испытывает некоторое чувство гордости от того, что они живут в России и считаются себя патриотами.

Михаил Соколов:   А чем они гордятся, вы можете подсказать?

Лев Гудков: Это вообще довольно интересная тема — национальная самоидентичность, национальное самосознание. Я бы сказал, что оно представлено двойным комплексом. Гордятся прежде всего остатками великой державы — это все комплексы государственного насилия, государственного имперского сознания, но остаточные, с одной стороны. С другой стороны, почти столько же испытывают стыд и чувство унижения. Иначе говоря, мы имеем комплекс неполноценности.

Михаил Соколов:   Раньше называли “веймарский синдром”? С одной стороны гордость славой, а с другой стороны чувство поражения.

Лев Гудков: Это прежде  всего травма распада советского сознания, советской идентичности, крах  великой державы, которая компенсировала убожество частного существования — мы бедные, мы маленькие, но зато великая держава была, нас все уважали, нас все боялись. Стыд возникал из-за того, что богатая большая страна, а живем в бедности, в убожестве, грубость нравов, хамство власти и ощущение зависимости создает довольно сложный синдром.

Михаил Соколов:    С другой стороны, у вас я видел в одном из опросов, что настроения улучшаются с точки зрения оценки экономического положения страны — это тоже есть. Как одно на другое накладывается?

Лев Гудков: Оно немножко связано с этим. Но вообще говоря, скорее пик довольства приходится на весну-лето 2008-го года, до кризиса. Был определенный приод примерно с 2003-го по 2008-й год, когда доходы росли примерно 6-7%, они неравномерно распределялись, не должно быть никакой иллюзии, что все равномерно доставалось, большая часть приходилась на верхние 15-20%. Но, по крайней мере, люди немножко успокоились, что таких потрясений, снижения жизненного уровня, как в 90-х годах, больше не будет.

После кризиса 2008-го возникла ситуация к осени 10-го года сильнейшей неуверенности, неопределенности и ощущение надвигающейся стагнации, связанной с таким предчувствием возвращения Путина в президентское кресло и ощущение предстоящего застоя. Особенно это было в более продвинутых, в более обеспеченных группах, не люблю это слово — средний класс.

Михаил Соколов:   Жители крупных городов?

Лев Гудков: Мегаполисов, где все-таки какая-то рыночная инфраструктура сложилась и где люди менее зависимы от власти.

Михаил Соколов:    И информационная среда, наверное, другая.

Лев Гудков: Просто я обычно привожу такие примеры: если в селе, в малых городах в среднем 2-3 источника информации, то в Москве 17. Это совершенно другой информационный фон. И тут важны не сами каналы пропагандистские, а их многообразие, которое гасит промывание мозгов.

Михаил Соколов:    Скажите, уменьшение количества патриотов как-то увязывается с подозреваемым мною увеличением количества людей, желающих покинуть Российскую Федерацию? Это похожие цифры? Там у вас разница 8%. Вот эти 8% — это те самые, которые хотят уехать или нет?

Лев Гудков: Уехать хотят гораздо больше, их 22%. Понятно, что больше молодых. Но в среде более продвинутой, условно говоря, среднего класса, то есть более обеспеченного, там подумывают об эмиграции 50%. Уезжают где-то около ста тысяч в год — это статистически несоизмеримые цифры.

Михаил Соколов:    То есть это такая голубая мечта?

Лев Гудков: Это настроения, это возможность оценки нынешней ситуации. Я бы сказал, что рост эмиграционных настроений, а он очень силен, он действительно ощутим. Потому что в отличие от 90-х годов, когда уезжала в основном, это была либо этническая эмиграция, либо экономическая эмиграция, сейчас уезжают самые обеспеченные группы, молодые, более образованные, побывавшие  за границей, установившие там связи. Я бы назвал цивилизационной несовместимостью с нынешним режимом.

Михаил Соколов:    То есть эти уезжают, а приезжают люди из ближнего так называемого зарубежья, из стран СНГ и, как я понимаю, вызывают у жителей России определенным образом,  в последнее время, как мне кажется, СМИ обрабатываемых, достаточно негативную реакцию.

Что вы можете сказать по последним социологическим исследованиям как раз об этой реакции на мигрантов, с одной стороны, а с другой стороны “антимигранскую” пропаганду, которая у нас есть сейчас?

Лев Гудков: В этом году мы регулярно замеряем уровень ксенофобии, национализма — это одна из важных постоянных тем. В этом году мы зафиксировали самую высокую волну негативизма, причем она крайне неравномерная.

Михаил Соколов:    Это в каком месяце?

Лев Гудков: Это было в октябре.

Михаил Соколов:   Как раз после московских выборов. После Бирюлево?

Лев Гудков: И после Бирюлево. Бирюлево здесь не очень повлияло, потому что это локальное событие. Если посмотреть, как распределяется, конечно, выше всего уровень ксенофобии именно в Москве. Здесь наибольшая концентрация мигрантов, гастарбайтеров и здесь выше всего уровень ксенофобии. Это очень непростое чувство — подъем массовой ксенофобии. Я бы связал его с несколькими вещами. Во-первых, это чувство неуверенности опрокинутое.

Михаил Соколов:    То есть люди видят в них конкурентов?

Лев Гудков: Угрозу скорее. Когда мы проводили один из таких опросов об отношении к мигрантам, то больше всего о том, что мигранты отбирают рабочие места у постоянного населения, говорили пенсионеры и полиция, то есть люди, не присутствующие на рынке труда. Это перенос или рационализация задним числом.

Это чувство неуверенности, незащищенности, связанное с усиливающимся произволом власти и собственной незащищенностью и раздражением от власти прежде всего. Власть воспринимается коррумпированная, несправедливая, не отвечающая социальным ожиданиям населения в наведении порядка, защиты.

Михаил Соколов:    Власть какая? Власть президента Путина, власть города Москвы или правительства? Как-то разделяют?

Лев Гудков: Слабо разделяется. Поскольку региональные власти назначаются федеральным руководством, то это все вместе. Власти как таковые. Это чувство неуверенности, несправедливости, коррумпированности власти, которая резко усилилась, поскольку скандалы идут почти каждую неделю как минимум, возникло ощущение полного разложения власти, то, что  власть занимается казнокрадством, самообеспечением.

Михаил Соколов:    Какая часть населения считает именно так, связывая с свои ксенофобские настроения с тем, что власть плоха, неэффективна, продажна и так далее?

Лев Гудков: Это от 55 до 60% — это общее мнение, что называется, оно обладает принудительной силой, мнение большинства. Отсюда, поскольку на власть саму народ не может покушаться и высказываться впрямую, то это смещается на приезжих.

Оригинал