Если верить нашим гражданам на слово, то они буквально души не чают в рабочих. По опросу Левада-центра, 40% сограждан их уважают (один из наилучших результатов среди всех профессиональных категорий), а доля неуважающих близка к нулю (вообще самый лучший результат). Не говоря уже о том, что, по мнению 18% опрошенных, в производственную сферу идут «самые умные, талантливые и способные» (для шоу-бизнеса, к примеру, этот показатель достиг всего 8%, а для религиозных организаций – 7%). Вдобавок 13% россиян считают, что там концентрируются также и «самые честные, совестливые и порядочные» (шоу-бизнес по этой позиции не набрал и 2%, а священнослужители, хотя и обошли наших производственников, но ненамного – у них 16%). А по данным фонда «Общественное мнение», больше половины опрошенных считают именно рабочие профессии самыми нужными нашей стране.
Поскольку общественные симпатии и потребности вроде как совпали, ничто не мешает вообразить, будто самое распространенное в России пожелание собственным детям или внукам – выбрать рабочую специальность.
Каждый знает, что это не так. А ФОМ подкрепляет это своими цифрами. Меньше четверти из тех, у кого есть сыновья или внуки, рекомендовали бы им рабочие или хотя бы смежные с ними профессии (включая и специальности водителей, поваров или продавцов), и меньше одной десятой дали бы такой совет своим дочерям или внучкам.
Ничуть не стремясь на практике занять рабочие места, требующие физического труда, но продолжая повторять умильные советские байки о возвышенных качествах пролетариата, большинство наших сограждан само над собой шутит странную шутку. Ведь если местные наши жители не рвутся на такие места, то, значит, они добровольно уступают их гастарбайтерам, которые все отчетливее формируют сегодняшнее лицо российского рабочего класса и трудового крестьянства. Но этот реальный наш пролетариат, в отличие от воображаемого, почему-то совершенно не удостаивается похвал за интеллект, благородство и выдающуюся общественную значимость. Впрочем это вовсе не единственный парадокс нашего рынка труда.
Вот еще один. По опросу Левада-центра, в нашей науке работают «самые умные и талантливые» и «самые порядочные и совестливые» люди страны. Показатели по обеим этим позициям рекордные — соответственно 32% и 20% от общего числа опрошенных. Очень эффектно и соотношение уважение/неуважение — 44% к 1%. При таком-то престиже специальность ученого вроде как должна быть одной из самых рекомендуемых для молодежи. Ан нет. По данным ФОМ, лишь каждый пятидесятый из тех, у кого есть дети или внуки, желает, чтобы они занялись научными изысканиями. Вряд ли главное препятствие – невысокие заработки в науке. О более глубокой причине говорили этими днями сами ученые — в разгар кризиса вокруг РАН. Российские власти просто не знают, зачем вообще нужна наука, и ведут себя соответственно. Широкие массы смотрят на это не так примитивно, но тоже, видимо, не совсем понимают ее место в нашем застойно-мракобесном климате.
Впрочем пожелания детям стать священнослужителями встречаются в народе и совсем уж редко. И это несмотря на вполне приличный, хотя и далеко не рекордный уровень уважения к их труду (18% уважающих против 4% неуважающих), а также весьма высокие представления если не об интеллекте, то о добропорядочности духовенства. Таинственный феномен налицо, и пусть он останется неразгаданным.
Куда поучительнее отношение широкой публики к казенным профессиям.
Несмотря на господствующее положение среди сословий, а также небывалый рост официальных доходов, позволяющий чиновникам, судейским и полицейским вполне легально вести чрезвычайно состоятельную жизнь, их престиж по-прежнему крайне низок, а стремление влиться в их ряды далеко не так горячо, как можно было бы подумать.
По опросу Левада-центра, соотношение «неуважающих» и «уважающих» составляет применительно к политикам и депутатам 35% к 3%; в отношении госслужащих и чиновников — 28% к 3%; полицейских – 29% к 8%; судей – 17% к 6%. В ответах на более жестко сформулированный вопрос ФОМа — «есть ли профессии, представители которых вызывают у вас настороженность, неприязнь?» — уверенное первое место (9%) занял ответ «представители полиции, МВД, ФСБ».
Лишь 5–7% опрошенных (данные Левада-центра) полагают, что чиновничество, парламентарии, силовики – средоточие людей «умных и талантливых», и только 1— 4% воспринимают эту сферу как место концентрации «честных и совестливых». Притом оценки, сделанные, так сказать, изнутри, еще строже. Как сообщает сам Левада-центр, среди тех опрошенных, кто принадлежал к категории руководящих работников, «и правительство, и парламент местом для умных, равно как и местом для честных не счел никто».
Соответственно, и желание вступить в эти корпорации никак не назовешь массовым. Лишь считаные проценты тех, у кого есть дети и внуки, хотят, чтобы они стали полицейскими или чиновниками. Недобора в этих структурах, конечно, не будет. Но казенные служащие вместе со своими группами поддержки и кадрового резерва – это изолированное сословие, которое работает над тем, чтобы стать еще более изолированным. Исключение составляют только военные. Их престиж в широких массах принципиально выше, чем у любых прочих «государевых людей», и, соответственно, число тех, кто считает их профессию подходящей для своих сыновей и внуков, заметно больше.
Что же до прочих занятий, то принято считать, что молодежь за путинские годы переориентировалась в своих симпатиях с частного сектора на государственный. Этот вывод опирается на многочисленные опросы, участники которых в качестве наиболее заманчивых мест работы выбирали из предложенного списка, а то и называли самостоятельно пару-тройку казенных хозяйственных монстров вроде «Газпрома». Но вряд ли это говорит так уж о многом, кроме разве того, что «Газпром» и подобные ему учреждения у всех на слуху и произносятся как бы сами собой, даже если за этим и нет никакого практического намерения идти туда устраиваться.
Гораздо более уверенно можно сказать, что власти преуспели в другом: они подорвали интерес к тому, что называется «открыть собственное дело». По данным ФОМа, среди рекомендуемых своим детям занятий теперь редко встречается слово «бизнесмен».
Судя по тем специальностям, которые люди одобрили бы для своих детей или внуков (программист, инженер, менеджер и т. п.), им кажется предпочтительной работа в некоей солидной, устойчивой фирме или организации, форма собственности которой, будь то частная или государственная, волнует их не так уж сильно. Тем более что у нас одно от другого уже почти и не отличить. А индивидуальный или мелкогрупповой бизнес пополнил у нас список занятий хотя и не запретных, но малопрестижных и незаманчивых.
Подбивая итог, видим, что
в перечень профессий совсем незаманчивых, умеренно заманчивых и заманчивых только для замкнутого круга лиц у нас сейчас одна за другой попали почти все профессии. Но природа пустоты не терпит. Освободившееся место должна занять какая-то одна, но особенно любимая. И эта профессия – медик.
По сведениям ФОМ, каждый третий, у кого есть дочь или внучка, хочет, чтобы она стала врачом. И каждый восьмой, у кого есть сын или внук, – тоже. В обеих этих группах медик – специальность № 1. В полном согласии с этим и данные Левада-центра, согласно которым, врач – самая уважаемая народом из всех профессий (55%), а также вторая (вслед за учеными) специальность, одновременно притягивающая к себе (в массовом восприятии) как умных, так и честных.
Следующей после медицинской, но явно уступая ей по общественному престижу, идет учительская специальность. Ее отставание понятно: ведь с учителями имеют дело только дети и их родители, а с врачами — все поголовно. Картину обогащает еще и такой штрих. По опросу ФОМа, среди профессий, вызывающих настороженность и неприязнь, врач (4%) занял второе место после полицейского. Но некоторый страх, оттеняющий всеобщее почтение, только подчеркивает тот особый ореол, которым в народе окружены люди в белых халатах.
Разумеется, врачи не виноваты, что интерес к их профессии немножко гипертрофирован. Общество, которому не позволено(да и не очень хочется) заботиться ни о чем, заботится о своем здоровье. А кадры, необходимые для всего остального, придется потом отыскивать авральным порядком и в полной неразберихе. Что поделаешь, такая традиция.