Статистика неумолима: без конкретных предложений оппозиция растеряет сторонников. Есть и хорошие новости: за минувший год она многому научилась
Митинги один за другим, создание Координационного совета, многочисленные инициативные группы — оппозиция ищет способы победить режим. Прошлый декабрь окрестили новой точкой отсчета и началом «пробуждения гражданского самосознания».
Но вопросов с тех пор больше, чем ответов. Кто именно пробудился, что представляют собой эти самые новые граждане, к которым прочно прилепилось гордое определение «креативный класс»? Чего они хотят? И что могут предложить им новые и старые лидеры протестного движения?
Ответ попытались дать социологи. На прошлой неделе прошла презентация доклада под многообещающим названием «Протестное движение в России в конце 2011—2012 гг.: истоки, динамика, результаты», подготовленного Левада-центром. В докладе использованы результаты опросов во время избирательных кампаний прошедших четырех лет, опросы на митингах, а также «экспертные интервью»: подробные анкеты, заполненные 45 лидерами протеста, активистами и журналистами. Картинка получилась красочная и неоднозначная.
Узкий круг
Во-первых, щелчок в сознании российских граждан действительно произошел. Чтобы это констатировать, необязательно быть социологом: достаточно вспомнить картинки с митинга 10 декабря прошлого года на Болотной площади. Центр Москвы, заполненный десятками тысяч людей с белыми лентами и оппозиционными плакатами, еще пару лет назад представить себе было сложно. Некоторые старожилы оппозиционного движения шутят, комментируя сообщения в СМИ о каких-то акциях вроде «людей собралось немного — не больше тысячи»:
— Это вам теперь немного — а раньше только таким количеством и собирались.
Интереснее другое: революции со всеми малоприятными атрибутами вроде массовых стычек на улицах, баррикад, разбитых витрин, перевернутых машин и прочего — не произошло. Бунт оказался совсем не беспощадным. Оппозиционеры ввели в обиход и прочно закрепили новые словосочетания: «мирное сопротивление», «мирный протест».
Социологи обосновывают это наличием связей и опыта взаимодействия — в результате «народный гнев» удалось направить в конструктивное русло и провести организованные акции. С важной оговоркой, которая есть и в тексте доклада: «общественное пространство столицы (и в меньшей степени других крупных городов) оказалось структурированным, готовым к образованию новых связей и организационных структур…»
Место обитания нового класса — все та же Москва, частично Петербург. Что, кстати, подтверждается собирательным портретом типичного участника митингов: мужчина в возрасте 25—39 лет, с высшим образованием, достатком средним или выше среднего. Последний пункт вызывает некоторое раздражение в регионах, где люди традиционно живут хуже, чем в столице: политическая активность воспринимается как своего рода каприз богатых.
Социологи объясняют это иерархией потребностей, что вполне логично: когда нечего есть и негде работать, тут уж не до абстрактных идеалов свободы, демократии и гражданского общества. Зато когда первичные потребности удовлетворены, есть профессия и хорошее образование, начинает хотеться большего — возможности реализовать себя в своем государстве.
Отсюда возникает главное противоречие: на площадях требования оппозиции вызывают поддержку и сочувствие, но в целом по России остаются не услышанными большей частью граждан. Для сравнения: отставку Чурова поддержали бы 97% участников митинга на проспекте Сахарова в декабре прошлого года — и лишь 39% россиян в целом по стране; лозунг «Ни одного голоса Владимиру Путину!» — 89% митингующих и 24% — россиян. То есть у оппозиции есть своя аудитория, вполне благодарная, но она сильно ограничена количественно.
Роль лидера
Утверждение о том, что горстка людей может сделать революцию, не сработало — это уже очевидно. Впрочем, как говорят социологи, на это надежды было мало с самого начала.
— Сейчас объективно нет сил на смену режима, — делится с «Новой газетой» Денис Волков, автор исследования. — И непонятно, как это могло бы получиться. Режим достаточно твердый, после декабря 2011 года ситуацию довольно быстро удалось взять под контроль. При этом — относительная экономическая стабильность, так что явных предпосылок для смены режима нет.
С другой стороны, это не значит, что оппозиционная активность закончилась провалом. Просто все привыкли связывать сам термин «оппозиция» со свержением власти, отставкой Путина и так далее. А раз этого не происходит, то кому, мол, вообще нужны все эти протесты?
Социологи не согласны. За последний год удалось сделать немало, просто большая часть работы осталась за кадром. Оппозиция самоорганизуется, ищет способы взаимодействия — пока прежде всего друг с другом. И удачи есть.
Например, фигуру наблюдателя удалось превратить из формального атрибута выборов в почетную и даже модную должность, во многом благодаря активности и успехам «ГОЛОСа», «Гражданина наблюдателя». Или тот же «Оккупай!» — абсолютно стихийно возникшее движение, объединившее сотни людей, которые почти месяц кочевали по городу, разрабатывали свои программы, правила, — и всё это без участия лидеров.
Роль лидеров в протесте — еще один интересный момент исследования. Опросы показывают: фигуры профессиональных политиков вроде Немцова, Рыжкова, Каспарова вначале воспринимались с большим недоверием. Вообще, если верить опросам, люди шли не столько за лидерами, сколько за идеями: лишь 13% участников митинга на Сахарова заявили о своей симпатии к организаторам.
При этом фаворитами публики стали либо гражданские активисты — в первую очередь Алексей Навальный (правда, насколько справедливо причислять его к неполитикам, тоже спорный вопрос), либо деятели культуры и журналисты: Леонид Парфенов, Дмитрий Быков, Борис Акунин, Юрий Шевчук.
Потом ситуация начала меняться: по мнению Дениса Волкова, показательны выборы в Координационный совет оппозиции, на которых политики показали хорошие результаты, двое — Гарри Каспаров и Илья Яшин — вошли в пятерку лидеров по числу голосов.
И все же одного рейтинга доверия к оппозиционным политикам, к тому же медленно растущего, явно мало — даже не для того, чтобы свергнуть режим, а хотя бы для того, чтобы удержать позиции.
Социологи предупреждают: численность митингов неизбежно пойдет на спад. Во-первых, нет информационных поводов: одно дело — волна возмущения после откровенных подтасовок на выборах, и совсем другое — «Марш миллионов» в наугад выбранный день. К тому же оппозиционеры слишком «зачастили» — в результате каждый новый митинг просто перестает быть событием.
Что делать
Главная проблема, согласно докладу, — отсутствие программы.
— Это желание контроля, это вопрос эффективности, — говорит Волков. — Все говорят о необходимости реформ: судебной, конституционной и так далее. При этом начиная со слов: «Когда мы придем к власти…» Как оппозиция собирается прийти к власти — непонятно. А это должно быть четко и ясно прописано.
То же самое касается требований. Отправить в отставку Путина? Даже оппозиционно настроенные граждане в большинстве своем признают, что это невозможно. Добиться свободы для политзаключенных? Кому-то, конечно, по-человечески жалко тех же узников 6 мая, но вряд ли многие вспомнят хотя бы половину по именам. В результате громкие фразы с трибун так и остаются громкими фразами, а люди, пришедшие на митинг не потому, что они не любят Путина или Чурова, а просто потому, что хотят лучшей жизни, — уходят ни с чем.
На последнем «Марше миллионов» сами оппозиционеры заговорили о социальной, экономической повестке. Но говорить о них сложно.
— Заявлять социально-экономические требования мало, — считает Волков. — Всех интересует, как вы можете этого добиться. Обещать и гарантировать пока может только власть, что она и делает.
Конкуренция непростая. Но иных выходов, видимо, нет — раз уж выбрали мирный сценарий. «Марши миллионов» будут собирать всё меньше граждан, одни и те же лозунги окончательно утомят. Хочется оппозиции того или нет, придется представлять свою программу — куда более детальную, чем резолюции митингов. В конце концов, одной только общей нелюбви к Путину маловато для объединения всех недовольных.
Мария Епифанова
http://www.novayagazeta.ru/politics/55415.html