Около 80 процентов граждан России в той или иной степени подвержены настроениям ксенофобии. Такой вывод можно сделать по результатам социологического исследования Левада-центра, участникам которого было предложено ответить на вопрос «Как вы считаете, следует ли ограничить проживание на территории России представителей тех или иных национальностей?» Только 11 процентов респондентов считают, что по этому вопросу не следует вводить никаких ограничений. О подробностях исследования рассказал директор Левада-центра Лев Гудков.
– Мы проводим этот опрос уже почти 10 лет, и тут есть долгосрочные наблюдения: можно говорить о фазах подъема, роста ксенофобии и национализма и о фазах их ослабления. Сегодня мы можем говорить о новой фазе взлета национализма и ксенофобии, изоляционизма, связанного, как мне кажется, с ощущением нарастающей неопределенности и продолжающегося кризиса. Причем кризиса составного – инерции кризиса 2008-2010 годов и кризиса легитимности власти. Общее ощущение незащищенности, неопределенности будущего, уязвимости влечет за собой попытки оградиться, закрыться от возможных угроз и покушений на собственное положение. Поэтому растет прежде всего низовая ксенофобия – как попытка обеспечить свое положение и защитить его от приезжих.
Другой важный момент – это падение доверия к власти, что для такого, как в России, патерналистского общества всегда связано с сильной фрустрацией. Власть начинает все сильнее и сильнее восприниматься как коррумпированная, эгоистичная, заботящаяся только о самосохранении и собственных прибылях и интересах. Все это вместе рождает сильную потребность возвращения к этнической иерархии в попытке обеспечить собственное привилегированное положение, оградить его от возможных угроз со стороны приезжих.
Главные, символические объекты угрозы – это выходцы с Кавказа и китайцы. Китайцы появились в списке как следствие геополитической пропаганды, которая очень сильна в руководстве страны, результат воображаемой угрозы экспансии Китая, вытеснения русских, скрытые представления о слабости России и ее несостоятельности перед растущим гигантом. По отношению к кавказцам – это традиционные настроения. Они порождены сложным набором ощущений, этот комплекс возник отчасти еще в советские времена: мифы о кавказцах как спекулянтах, как мафии. Теперь это также связано с последствиями войны в Чечне, с распространением сепаратизма, с угрозой терроризма. Еще один очень важный момент, касающийся общественной психологии, – чувство несправедливости этой войны, мутное чувство вины, но не признаваемое, а трансформируемое в агрессию против выходцев с Кавказа.
– Вы как-то разделяли в своих опросах чеченцев, представителей других северокавказских и кавказских национальностей или речь шла целиком о Кавказе?
– Люди не очень дифференцируют это, поэтому мы используем в опросах клише «выходцы с Кавказа». Это, конечно, не очень хорошо с точки зрения политкорректности, но отражает коллективное представление, которое не дифференцирует чеченцев, дагестанцев, кабардинцев и прочих. В массовом сознании доминирует такой стереотип, объединяющий их всех как «чужих».
– В вашем исследовании вопрос ставился так: «Как вы считаете, следует ли ограничивать проживание на территории России?» Респонденты считают: «Ограничить» выходцев с Кавказа – 54 процента, китайцев – 45 процентов, выходцев из среднеазиатских республик СССР – 45 процентов, цыган – 32 процента, вьетнамцев – 32 процента, евреев – 8 процентов, украинцев – 5 процентов. Я обращу внимание на две цифры из вашего исследования, это экстремальные точки: «Ограничить проживание в России представителей всех наций, кроме русских» – 14 процентов, «Не следует вводить никаких ограничений» – всего 11 процентов. Эти тенденции как меняются на протяжении времени в ваших исследованиях?
– Еще три года назад готовность к ограничению, скажем, выходцев с Кавказа составляла только 37 процентов, в 2011 году – 30 процентов. Иначе говоря, за два года произошел почти двукратный рост. То же самое в отношении китайцев – примерно полуторный рост. Главное здесь, как мне кажется, – агрессия, вызванная неуверенностью собственного существования, собственной жизни; эти страхи трансформируются в агрессию. Как мне кажется, это общий показатель раздраженного состояния общества, что связано, во-первых, с исчезновением политики как таковой и невозможностью представить взгляды и интересы различных групп населения, особенно депрессивных и наиболее социально слабых. С другой стороны, сказывается падение доверия к власти, которая, по представлениям большинства россиян, должна защищать этническое большинство и гарантировать ему основные социальные блага. Именно потеря доверия к власти оборачивается ростом неуверенности, страха и агрессии в отношении к приезжим. Потому что на саму власть, в общем, большинство не смеет лаять, так сказать.
– Корректно будет сказать, исходя из результатов вашего исследования, что 90 процентов населения России так или иначе подвержено ксенофобии?
– Ну, чуть поменьше. Я бы сказал, 70-80 процентов. Это максимум, который мы фиксировали за многие годы исследований.
– Это очень-очень пугающие цифры?
– Очень тревожные. Я бы не сказал, что пугающие, потому что эти настроения не обязательно выльются в погромные действия, как в Бирюлево или в Кондопоге. Но данные наших исследований свидетельствуют об общем разложении общества, о потере солидарности, потере возможности понимания других. С точки зрения социологии это является показателем процессов дезорганизации и внутреннего распада общества.
Оригинал